— Русские бьются в Сорренто не за приз, — рассуждает Ламбертуччи. — С этой «холодной войной», атомными бомбами и всяким-разным прочим и шахматы в дело пойдут… Естественно, Советы хотят быть в каждой бочке затычкой.

Приглушенное занавеской из разноцветных пластиковых шнуров, доносится из кухни радио — Патти Право[695] исполняет «Грустного мальчика». За столиком у входа капитан Тедеско с унылым видом — он проиграл две партии — убирает шахматы в ящик, а хозяин ресторанчика разливает по стаканам красное вино.

— Люди в Кремле, — продолжает Ламбертуччи, ставя стаканы на стол, — желают продемонстрировать, что их гроссмейстеры лучше западных. Это докажет преимущество Советского Союза, который непременно добьется победы политической, а надо будет — и военной.

— И что же? Правы они? — спрашивает Макс. — Они в самом деле мастаки играть в шахматы?

Он сидит в одной сорочке с расстегнутым воротом, повесив пиджак на спинку стула, и внимательно слушает. Ламбертуччи всем своим видом выражает уважение к советской шахматной школе.

— Да им есть чем гордиться. Международная федерация пляшет под их дудку и слова поперек не скажет. И для них сейчас представляют угрозу только двое — Бобби Фишер и Хорхе Келлер.

— И угрозу эту приводят в исполнение, — вмешивается капитан, отхлебнув вина. — Эти юные бунтари, свободно мыслящие, ничем не скованные, играют в новые шахматы. Они несравненно изобретательней и заставляют старых динозавров отказываться от привычных, ритуальных ходов, от неспешной позиционной борьбы и выманивают их на неведомые тем просторы.

— Тем не менее, — заключает Ламбертуччи, — тон пока что задают они. Латыш Таль проиграл Ботвиннику, который год спустя сам потерпел поражение от армянина Петросяна. Все они русские. Советские, верней сказать. И чемпион мира сейчас Соколов: русские передают корону друг другу и больше никого к ней не подпускают. И Москва не хочет, чтобы такое положение изменилось.

Макс подносит стакан к губам, смотрит наружу. Под тростниковым навесом жена Ламбертуччи расстилает клетчатые скатерти, вставляет свечи в горлышки порожних бутылок в ожидании клиентов, появление которых в этот час маловероятно.

— И надо так понимать, — осторожно осведомляется Макс, — что шпионаж в этих делах — дело обычное?

Ламбертуччи сгоняет муху, присевшую ему на предплечье, почесывает старую абиссинскую татуировку.

— Самое обычное. Каждый матч — это такой клубок заговоров и интриг, что хоть кино про шпионов снимай… Игроков они прессуют крепко. Для советского человека выбор прост: победишь — получишь разнообразные привилегии, попадешь в элиту, а проиграешь — жди очень больших неприятностей. КГБ не прощает.