И сразу же, без перехода, начинает о следующем шаге — о том, что произойдет, если Соколов заглотнет наживку. Ни в коем случае нельзя будет спугнуть шпиона, если им и вправду окажется один из этих двоих. В преддверии матча за чемпионскую корону надо сделать так, чтобы Соколов не заподозрил, что еще в Сорренто попал в ловушку. Ну, а после Дублина, разумеется, шпион, кто бы он ни был, не будет больше работать с Хорхе. Найдется способ удалить его — со скандалом или втихомолку, смотря по обстоятельствам. Такие случаи бывали — француз-аналитик на турнире в Кюрасао, где юному Келлеру предстояли встречи с Петросяном, Талем и Корчным, тоже распустил язык. В тот раз именно Эмиль Карапетян разоблачил внедренного. Договорились, что его просто уволят, чтобы никто ничего не заподозрил.

— Это могла быть подстава, — замечает Макс. — Карапетян ловким ходом отводил от себя подозрения.

— Я думала об этом, — угрюмо говорит женщина. — И Хорхе такая мысль приходила в голову.

Тем не менее он очень многим обязан Эмилю, добавляет Меча мгновение спустя. Хорхе было тринадцать лет, когда она убедила Карапетяна стать его тренером. Пятнадцать лет они вместе, пятнадцать лет, где бы ни оказались — в аэропорту, в купе скорого поезда, в отеле, — они расставляют карманные шахматы и изучают ловушки, отрабатывают дебюты, защиты, гамбиты.

— Полжизни, даже больше, моего сына я видела, как они завтракают перед турниром, стремительно, вслепую обмениваясь ходами, воплощая появившиеся ночью идеи или импровизируя на ходу.

— И ты бы предпочла, чтобы утечки шли от Ирины, — мягко замечает Макс.

Меча словно не слышит.

— Он никогда не был особенным ребенком. Ну, или не до такой степени, чтобы это бросалось в глаза. Принято считать, что великие шахматисты умнее прочих людей, но это не так. Исключительность Хорхе проявляется лишь в его способности одновременно думать о нескольких разных вещах… Немцы определяют это специальным понятием — есть у них какое-то длинное слово, оканчивающееся на verteilung… И еще в умении применять абстрактное мышление к числовым рядам.

— Где он познакомился с Ириной?

— На турнире в Монреале полтора года назад. Она была секундантом канадского гроссмейстера Генри Тренча.

— И как же это было?

— После банкета Ирина и Хорхе всю ночь просидели на скамейке в парке и до утра говорили о шахматах. Потом она приняла решение оставить Тренча.

— Мне кажется, что она действует на него благотворно? Успокаивает в ситуациях, подобных нашей?

— Благотворно… — соглашается Меча. — Так или иначе, он — не одержимый шахматист. Не из тех, кто теряет самообладание в длинной партии, где царит дикое напряжение и каждый шаг непредсказуем… Его спасают чувство юмора и умение отстраниться. Его любимая фраза: «Не собираюсь сходить из-за этого с ума». Такое отношение во многом ограничивает патологические, я бы сказала, проявления, свойственные шахматам… Нормализует, как ты выразился.