— Да… — задумчиво протягивает Меча, вновь поглядев на балкон, откуда только что ушли Хорхе с Ириной. — Армандо был совсем другим.

Макс знает, она сравнивает первого мужа не с ним. Она продолжает думать о той Испании, что погубила композитора, об Испании, куда она ни за что не желает возвращаться. Макс знает это — но все равно чувствует легкую досаду. След былого раздражения к человеку, с которым, по сути дела, общался лишь несколько дней на борту «Кап Полония» и в Буэнос-Айресе.

— Это я уже слышал… Помню-помню: образованный, с творческим воображением, с либеральными убеждениями… И синяки на твоем теле я тоже помню.

Меча Инсунса, насторожившись уже от его тона, смотрит осуждающе. Потом поворачивает голову к заливу, где чернеет конус Везувия.

— Прошло так много лет, Макс… Это тебя недостойно.

Он не отвечает. Только смотрит на нее. Глаза Мечи сощурены от солнечного блеска, и оттого виднее становятся многочисленные мелкие морщинки вокруг глаз.

— Я вышла замуж очень рано… И благодаря Армандо заглянула в темные глубины себя самой.

— Он развратил тебя. В определенном смысле.

Прежде чем ответить, она качает головой.

— Нет. Хотя, быть может, главное в этом — «в определенном смысле». Все, что я познала, уже пребывало во мне. Армандо всего лишь поставил передо мной зеркало. И провел по моим собственным темным закоулкам. А может быть, и это тоже не так. И он всего лишь мне их показал.

— А ты повторила этот номер со мной.

— Тебе самому нравилось смотреть. Вспомни эти зеркала в отеле.

— Нет. Мне нравилось смотреть, как ты смотришь.

От внезапного звонкого смеха, кажется, молодеют медовые глаза. Она по-прежнему сидит вполоборота и смотрит на залив.

— Нет, друг мой… Ты всегда был другой породы. Совсем другой. Всегда оставался чист, несмотря на все твои грязные трюки. Так душевно здоров. Верен и прямодушен даже в своих изменах и обманах. Настоящий солдат.

— Ради бога, Меча. Ты была…

— Теперь уже не имеет никакого значения, кем и какой я была, — сделавшись внезапно очень серьезной, она поворачивается к нему. — А вот ты был и остаешься обманщиком. И нечего смотреть на меня так. Я очень хорошо знаю этот чрезмерно честный взгляд. Лучше, чем тебе кажется.

— Я правду говорю! — возражает Макс. — Я и подумать не мог, что для тебя это сколько-нибудь важно.

— И поэтому ты смылся из Ниццы? Не дождавшись результата?.. О господи. Такой же дурак, как и все остальные. И в том твоя ошибка.

Она откидывается назад, на спинку стула. И замирает на минуту, словно отыскивает в постаревшем человеке, которого видит перед собой, прежние черты.