— Я отрекся от сутаны, которую надел на себя в минуты юношеского ослепления, я отрекся от этого мрачного символа мракобесия!

Антонио Карреньо глубокомысленно кивнул в знак одобрения. Однако дон Лукас не сдавался:

— Вы, бывший священник, должны знать лучше, чем кто-либо другой: милосердие — главная христианская добродетель. И, обсуждая такой видный исторический персонаж, как наша повелительница, следует прежде всего быть великодушным и милосердным.

— Это вам она повелительница, а не нам, дон Лукас.

— Называйте ее, как хотите.

— Ах так? Извольте: капризная, взбалмошная, суеверная, невежественная и так далее, об остальном я умолчу.

— Я не намерен выслушивать дерзости!

Приятелям вновь пришлось вмешаться, призывая спорщиков к спокойствию. На самом деле и дон Лукас, и Агапито Карселес были совершенно безобидны; их яростный спор был всего лишь невинным ритуалом, повторяющимся из вечера в вечер.

— Мы не должны забывать, сеньоры, что, несмотря на всю красоту и обаяние нашей королевы, — дон Лукас важно подкручивал кончики усов, не показывая виду, что замечает насмешливый взгляд Карселеса, — брак Изабеллы с доном Франсиско де Асиз оказался несчастливым… Несогласие супругов, особ столь значительных, стало одной из причин появления дворцовой камарильи, а также бессовестных политиков, фаворитов и вымогателей. Это они, а не наша многострадальная повелительница, виноваты в ситуации, столь сложной для всей страны.

Карселес больше не мог сдерживать негодование:

— Расскажите-ка это лучше пленным патриотам, прозябающим в Африке, сосланным на Канары и Филиппины! Или эмигрантам, скитающимся по Европе! — Карселес скомкал «Новую Иберию», багровея от гнева. — Нынешнее правительство ее величества идет по стопам своих предшественников, и этого достаточно. Неужто вы слепы?.. Даже политиканы, в ком начисто отсутствует демократическое начало, были высланы по одному лишь подозрению в сговоре с Гонсалесом Браво. Напрягите память, дон Лукас.

Вспомните всех, от Прима до Олосаги, включая Кристино Мартоса[818] и других. Даже Либеральный союз, как мы только что узнали из газеты, безропотно подчинился, едва старик О'Доннель[819] отправился к праотцам. Последняя надежда бедняжки Изабеллы — рассеянные и ослабевшие войска «модерадос», которые, того и гляди, перегрызутся между собой. Власть ускользает из их рук, они уж и не знают, какому святому молиться… Ваша хваленая монархия, дорогой дон Лукас, наложила в штаны.

— Прим скоро придет к власти, поверьте мне, сеньоры, — доверительно зашептал Антонио Карреньо с присущим ему таинственным видом. На этот раз его заявление было встречено насмешками.