– Куда это направились наши голубки? – поинтересовался экс-лжеадвокат, снова нахлобучивая шляпу.

Обежав взглядом улицу, Удалец доложил, что они направляются в сторону Ареналя; догнать их будет несложно. От желтоватого света фонарей его лицо с расплющенным носом казалось еще более твердым. Дон Ибраим, взяв фотоаппарат с колен Красотки, передал его Удальцу.

– Давай, вынь кассету, чтобы не попортилась.

Тот послушно, помогая себе висевшей на перевязи рукой, открыл аппарат, пока дон Ибраим искал другую кассету. Наконец, найдя ее, разорвал упаковку и передал кассету сообщнику.

– Надеюсь, ты перемотал, – вскользь заметил тот. – Прежде чем открыть камеру.

Удалец посерьезнел, как будто арбитр только что велел ему не прятать так голову, и не моргая смотрел на дона Ибраима. Внезапно он резко захлопнул крышку аппарата.

– Что там нужно было перематывать? – подозрительно осведомился он, подняв бровь.

Дон Ибраим, с новой кассетой в руке и сигарой в другой, долго смотрел на него.

– М-да, – выговорил он наконец.

Они дошли до Ареналя молча. Куарт несколько раз ловил на себе взгляд Макарены, но ни она, ни он так и не сказали ни слова. Да, собственно, и говорить-то особенно было не о чем – разве только выяснить, была ли встреча с ее мужем случайной или преднамеренной. Но этого, подумал он, узнать ему, скорее всего, не суждено.

– Вот отсюда, – произнесла наконец Макарена, когда они подошли к реке.

Куарт огляделся. Они находились у подножия старинной арабской башни, известной под именем Золотой; от самых их ног к молам Гвадалквивира спускалась широкая лестница. В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения, и в лунном свете на плитах неподвижно лежали тени пальм, жакаранд и бугенвилей.

– Что – «отсюда»?

– Отсюда уплыл капитан Ксалок. Берег был безлюден, пароходики для туристов застыли темными неподвижными силуэтами возле бетонных опор моста. В черной воде у противоположного берега, очертания которого ограничивали с двух сторон скользящие пятна света от фар автомобилей, проносившихся по мостам Изабеллы II и Сан-Телъмо, отражались огни Трианского предместья.

– Это был старый Севильский мост, – снова заговорила Макарена. Ее жакет был наброшен на плечи, кожаная сумка по-прежнему прижата к груди. – Всего лишь сто лет назад здесь становились на якорь пароходы и парусники… Еще не все исчезло от того, чем некогда была Севилья, – важнейшим центром торговли с Америкой, так что корабли спускались отсюда по реке до Санлукара, потом заходили в Кадис и после этого пускались в путь через Атлантику. – Сделав несколько шагов, она остановилась возле одной из лестниц, спускавшихся к самой воде. – На старых фотоснимках того времени можно увидеть бригантины, шхуны, шлюпы – самые разнообразные суда, выстроившиеся вдоль обоих берегов… Там, подальше, швартовались рыбацкие баркасы и небольшие суденышки с белыми навесами, которые доставляли на табачную фабрику работниц из Трианы. А здесь, на этом молу, находились склады и стояли подъемные краны.