Прислужник банкира ладонью пригладил волосы на плеши и огляделся по сторонам. Со своего поста у стойки, возле двери, он мог обозревать улицу Пласентинес до самого угла, включая большую часть едва прикрытых лайковой мини-юбкой ляжек Пенелопы под столом, рядом со скрещенными ногами Пенчо Га-виры, пиджак которого висел на спинке стула, а сам он был в одной рубашке с расстегнутым воротом и ослабленным узлом галстука, потому что вечер стоял довольно жаркий. Несмотря на все происходящее, Га-вира выглядел хорошо: гладко зачесанные с гелем черные волосы, образующие завитки за ушами, достойная осанка богатого человека, на сильном смуглом запястье – блестящие золотые часы. В баре звучала музыка и голос Сантаны, певшего «Европу». Спокойная, мирная, почти домашняя сценка. Похоже, все идет как по маслу, подумал Перехиль. О Цыгане Майрене и Цыпленке Музласе не было ни слуху ни духу, зуд в области мочеполовых органов унялся после флакона «Бленокса». И вот, в тот самый момент, когда Перехиль только-только расслабился и успокоился, рассчитывая на приятное времяпрепровождение не только для шефа, но и для себя самого (он уже присмотрел пару симпатичных телок, сидевших в глубине бара, и даже успел обменяться с ними несколькими взглядами), как раз в тот момент, когда он заказал себе еще порцию виски двенадцатилетней выдержки (он так и сказал небрежно бармену: «твелф ерс олт»), он вдруг вспомнил о доне Ибраиме, Удальце и Красотке: интересно, где они сейчас и как у них идут дела? В соответствии с последними инструкциями они собирались подпалить церковь – так, самую чуточку, ровно настолько, чтобы месса в четверг не могла состояться, но результатов пока что не было. Наверняка дома, на автоответчике, он найдет какое-нибудь сообщение. Об этом размышлял Перехиль, отхлебывая из нового стакана, только что поставленного перед ним барменом.

И тут из-за угла появились молодая герцогиня и тот поп из Рима. Перехиль чуть не подавился куском льда. Отойдя от стойки, он встал в дверях, не выходя, однако, на улицу. Он предчувствовал катастрофу. Пенелопа Пенелопой, бюст бюстом, а ни для кого не было тайной, что Пенчо Гавира еще ревнует свою пока что законную жену. А если бы даже и не ревновал, обложка «Ку+С» и ее фотография с тореадором Курро Маэстралем дали ему достаточно поводов обозлиться. Ко всем несчастьям, этот римский поп куда как смазлив, сам здоровый, загорелый, упакован как надо – по всему видно, что птица высокого полета. Похож на Ричарда Чемберлена в этом фильме, как бишь он назывался, только классное. Так что Перехиля пробрала дрожь, ставшая более крупной после того, как в следующую минуту из-за угла показалась голова Удальца из Мантелете, а вслед за нею и он сам, под руку с Красоткой Пуньялес. Несколькими секундами позже появился и дон Ибраим, и вся троица остановилась в растерянности, весьма неискусно делая вид, что ничего особенного не происходит. «Разверзнись, земля, – патетически подумал Перехиль. И тут же, более прозаически: – Чтоб я провалился».