– У всех бывают проблемы.

Бонафе развязно прищелкнул языком.

– Но не такие. – Он понизил голос, чтобы не слышал портье. – По-видимому, служа в своем прежнем приходе, он здорово нуждался в деньгах. Так что он там продал кое-что: ценную икону, пару картин… Одним словом, не устерег надлежащим образом виноградника Господня. – Он рассмеялся собственной шутке. – Или сам выпил вино.

Куарт и бровью не повел. Его давно уже научили усваивать информацию и лишь потом анализировать ее. Но, как бы то ни было, его самолюбие было задето. Если то, что болтает эта скотина, правда, то он был обязан знать эту правду; но ему никто не сказал.

– А какое это имеет отношение к церкви Пресвятой Богородицы, слезами орошенной? Бонафе поджал губы размышляя.

– В принципе – никакого. Но согласитесь, что это пахнет хорошеньким скандалом. – Его отвратительная улыбка стала еще шире. – Журналистика – такое дело, падре: немножко того, немножко сего… Достаточно хотя бы крупицы правды – и получается материал, который так и просится на обложку. Пусть потом приходится печатать опровержения, дополнительную информацию, зато глядишь – а пару сотен тысяч экземпляров разобрали за неделю, как горячие пирожки.

Куарт презрительно смотрел на него.

– Пару минут назад вы сказали, что ваша религия – это Истина. С большой буквы.

– Я так сказал?.. – Всего презрения Куарта не хватило, чтобы согнать с лица журналиста эту улыбку, непробиваемую, как броня. – Ну, наверняка я ничего не говорил о большой букве, падре.

– Убирайтесь.

Наконец-то Бонафе перестал улыбаться. Он отступил на шаг, подозрительно глядя на острый конец ключа, зажатый в левой руке его собеседника. Куарт вынул из кармана и правую руку с распухшими костяшками пальцев, покрытыми коркой запекшейся крови, и глаза журналиста беспокойно заметались от одной руки священника к другой.

– Убирайтесь отсюда, или я велю вышвырнуть вас. Я даже могу забыть о своем сане и сделать это сам. – Он шагнул к Бонафе; тот отступил еще на два шага. – Пинками.

Журналист слабо запротестовал, не отрывая испуганных глаз от правой руки Куарта:

– Вы не посмеете…

Но он не закончил. В Евангелии описывались подобные прецеденты: изгнание менял из храма и так далее. На эту тему даже имелся весьма выразительный барельеф всего в нескольких метрах отсюда, на дверях мечети, между Святым Петром и Святым Павлом, который, кстати, держал в руке меч. Так что здоровая рука Куарта проволокла журналиста два или три метра, как безвольно болтающуюся тряпичную куклу. Ошеломленный портье, разом проснувшись, наблюдал эту сцену широко открытыми глазами. Растерявшийся, ошалевший от неожиданности Бонафе пытался оправить на себе одежду, когда последний толчок вышвырнул его через открытые двери прямиком на улицу. Его борсетка свалилась с руки и упала на пол. Куарт подобрал ее и, размахнувшись, швырнул к ногам Бонафе.