– Никто, – прошептала она, – никто не должен знать об этом.

Потом, прижав палец к губам, тихо открыла дверь, и до них донеслись звуки «Волшебной флейты». Комната была разделена на две части. В первой, неосвещенной, стояла мебель, накрытая белыми чехлами; сквозь занавески окна проникал лунный луч. А дальше, за открытой сейчас раздвижной стеклянной ширмой, свет галогеновой лампы выхватил из темноты стол с компьютером, двумя мониторами «Сони», лазерным принтером и модемом. Рядом с компьютером, на стопке журналов «Wired», лежал веер, расписанный Ромеро де Торресом, и две пустые бутылочки из-под кока-колы, а перед ним сидела, внимательно вглядываясь в экран, на котором мерцали буквы и значки, поглощенная тем, что каждую ночь освобождало ее от этого дома, от Севильи, от нее самой и от прошлого, «Вечерня», безмолвно путешествуя сквозь бесконечное киберпространство.

Она не удивилась. Она медленно нажимала на клавиши, не отрывая глаз от одного из мониторов. Куарт заметил, что она работает очень внимательно, словно боясь, что нажмет не на ту кнопку и тем самым погубит нечто очень важное. Он всмотрелся в экран: какие-то цифры и знаки, смысла которых он не понял; однако сама она, судя по всему, ориентировалась в них прекрасно. Она была в темном шелковом халате и ночных туфлях без задника, а на шее, как всегда, блестело прекрасное жемчужное ожерелье. Недоумевая, Куарт взглянул на Макарену, потом покачал головой, надеясь, что все это – не более чем шутка, которую пытаются сыграть с ним она и ее мать. Но вдруг знаки на экране сменились, появились другие, и глаза Крус Брунер, герцогини дель Нуэво Экстреме, ярко заблестели.

– Ну вот, – услышал Куарт.

С неожиданной ловкостью руки престарелой дамы забегали по клавиатуре. На экране вновь происходили какие-то изменения; спустя несколько секунд она нажала клавишу «Ввод» и слегка откинула голову с удовлетворенным видом человека, завершившего долгое и нелегкое дело. Ее увядшие губы растянулись в улыбке. Глаза, покрасневшие от напряжения, лукаво искрились, когда наконец она удостоила взглядом дочь и священника.

– «День Господень так придет, как тать ночью», – процитировала она, обращаясь к Куарту. – Не правда ли, падре?.. Первое послание к Фессалоникийцам, насколько я помню. Глава пятая, стих второй.

Несмотря на возраст, утомленные глаза и поздний час, сейчас она казалась моложе своих лет. Дочь положила ей руку на плечо и, стоя так, наблюдала за Куартом.

– Предположи я, что мне нанесут визит в такой час, я немного привела бы себя в порядок, – с легкой укоризной сказала герцогиня, поправляя свое жемчужное ожерелье. – Но раз уж вас привела Макарена… – Приподняв руку, она положила ее на руку дочери. – Теперь вы знаете мою тайну.