– Я сам найду подходы.

Агент глядел на него с любопытством:

– У вас на примете есть кто-то подходящий?

– Есть. – Фалько опять принялся рассматривать корабли. – Кое-кто есть.

Бисмиллях аль Рахман аль Рахим. С ближайшего минарета, разлетаясь по лабиринту Касбы, доносился голос муэдзина. Крутой склон упирался в узкую ухабистую улицу Зайтун. По улочкам, похожим на крытые галерейки, Фалько прошел с особой осторожностью: опасно, когда темнота чередуется с ярким светом, – такие внезапные перепады могут ослепить.

Пахло здесь, как в каждом старом берберском городе, – грязью, подгнившими фруктами, свежемолотым кофе. Не обращая внимания на босых детей, клянчивших подаяние, он миновал последний отрезок и остановился под витой аркой у выкрашенной в синий цвет двери. Прежде чем постучать, платком вытер изнутри свою шляпу-панаму. Здесь, где ветра не было, ему сразу стало жарко даже в легком льняном костюме.

– Меня зовут Фалько. Доложите обо мне хозяйке.

Подождав минут пять в просторной, устланной коврами прихожей, он следом за старой горничной-мавританкой зашагал по длинному коридору на террасу. Жилище производило обманчивое впечатление – то, что снаружи казалось еще одной неказистой частицей убогой и пестрой топографии верхнего города, внутри оказалось поместительными, дорого обставленными покоями, где вдоль стен стояли шкафы с английскими, французскими, испанскими книгами, а в простенках висели хорошие картины.

– Не верю глазам своим, – прозвучал в этот миг женский голос.

В гамаке полусидела хозяйка, которую защищала от левантинца увитая бугенвиллеями стена из камня и тростника. Рядом покачивались еще два пустых гамака и стоял столик с бутылками и сигаретами. С террасы, уставленной по периметру горшками с геранями, открывался великолепный вид на море и на другой берег залива, уже тронутый золотистой предзакатной дымкой. На соседних террасах ветер неистово трепал вывешенное на веревках белье.

Фалько улыбнулся:

– Давно не виделись.

– Слишком давно. Чертов плут. Мерзкий прощелыга.

Фалько подошел и склонился к протянутой ему руке – очень смуглой, с мавританскими перстнями на пальцах и мягко позванивающими серебряными браслетами на запястье. Длинные выхоленные ногти покрывал красный лак. Собранные в конский хвост волосы были цвета темной меди. Черные, очень живые глаза – сильно подведены. Лицо, еще хранившее следы былой красоты, по скулам покрывала татуировка.

– Садись скорей. И расскажи, кой черт занес тебя в Танжер.

Она показала левой – единственной своей – рукой на гамак. Обрубленная по локоть правая пряталась в рукаве просторного одеяния из лилового шелка. Ноги были босы, и ногти на них выкрашены в тот же цвет, что и на руке, и на лодыжках тоже блестели серебряные браслеты.