– Да как угодно, – ответил художник.

Фалько оглянулся по сторонам, ища полотно, предназначенное для Всемирной выставки, но не увидел ничего, что имело бы хоть какое-нибудь отношение к войне. К стене одна на другой были прислонены несколько больших картин на сложенных подрамниках – может быть, среди них и находилось искомое. Или вот эта – на подрамнике, закрытая грязной простыней.

– Впечатляет… – проговорил он, стараясь, чтобы выражение лица не противоречило высказыванию.

Минуты две текла и журчала беседа обо всем и ни о чем – живопись, выставка фотографий Эдди Майо, коллекционерские предпочтения Начо Гасана. Кюссен, как обычно, ведя свою партию, упомянул о том, что тот желал бы приобрести какую-нибудь картину маэстро. Он не может покинуть Париж, не присовокупив к своей коллекции Пикассо.

– Да у меня сейчас нет ничего на продажу.

– Меня устроит любое ваше произведение.

Художник, пожав плечами, показал в угол мастерской, где у стены стояли несколько картин, а стол был завален рисунками и набросками:

– Там все, что осталось. Выбирайте сами.

– Нет-нет, – возразил Фалько. – Доверяю выбор вам.

Темные глаза Пикассо буквально пробуравили его.

– И сколько предполагаете потратить? – спросил он в упор.

– Сколько нужно будет.

– Как вы знаете, Гупси берет десять процентов комиссионных.

– Ну, разумеется… Он моя персональная пиявка.

Все рассмеялись, причем Кюссен – громче всех, и подошли к столу. Там лежали коллажи из газет, наброски, сделанные карандашом или тушью, и эскизы, написанные маслом, – натюрморты с фруктами, головы и птицы, абстрактные композиции. Все – разъятые на части, неистово контрастирующие друг с другом, разбитые путаницей линий на фрагменты. Кое-что Пикассо брал в руки и пренебрежительно отбрасывал.

– Ну, Эдди, что мы порекомендуем нашему гостю? Ты вроде бы лучше знаешь его вкусы.

– Да не сказала бы.

– Начо купил ее замечательную работу с выставки в галерее «Энафф», – вставил Кюссен. – Ту, с апельсином во рту.

Пикассо смотрел не на Фалько, а на Эдди. Смотрел с упреком:

– Помню эту фотографию… Собирался даже поменять ее на что-нибудь мое… Что-нибудь стоящее, я хочу сказать.