– Промедлил – опоздал – потерял.
– Очень жаль… С тобой я вечно опаздываю.
– Похоже на то. Расскажи об этом Доре, когда придет.
– Кто такая Дора? – прикинулся непонимающим Фалько.
– Его последняя любовница, – непринужденно ответила Эдди. – Наш маэстро стал двоеженцем. Впрочем, всегда таким был. Даже троеженцем, или как там это называется.
– Ради тебя я бы всех бросил, ты же знаешь.
– Конечно. Часа на два.
Пикассо грубо расхохотался. Теперь он смотрел на Фалько:
– Лео вытянул счастливый билет… Вы видели фотографии Эдди, которые сделал Ман Рэй?
– Кое-какие.
– Пабло, это лишнее, – проговорила она скучающим тоном.
Но Пикассо уже показывал Фалько на стену над столом. Там были приколоты репродукции классических и современных картин – Фалько узнал веласкесовских «Менин» – и вырезанные из журналов фотографии.
– Никогда не видел композиций красивей, чем те, где она позирует Рэю обнаженной, – сказал художник. – Должно быть, вы и эту тоже не видели… Взгляните. Моя любимая.
Фалько подошел поближе. На снимке, вырезанном из «Вога», были запечатлены в профиль три ослепительно элегантные модели в шляпках
– Я была тогда совсем девчонкой, – сказала она. – Только что приехала из Англии.
Фалько еще минуту смотрел на фотографию. Потом начал разглядывать на столе картоны с набросками. Выбрал один среднего размера – чуть тронутый серым, голубым и пурпурным цветом профиль женщины, у которой был прямой греческий нос, а оба глаза расположены рядом.
– Что скажете об этом эскизе, Эдди?
Она кивнула одобрительно:
– Прелестный детский рисунок.