– Съемки пройдут в Испании?
– Да, в местах боевых действий. Играть будут не актеры, а настоящие ополченцы, крестьяне, женщины-антифашистки… Правительство – и центральное, и каталонское – обещало мне содействие.
Облокотившись о стол, подавшись вперед, Баярд говорил горячо и взволнованно. Но вдруг остановился, вздохнул и откинулся на спинку стула.
– Только вот денег у них нет. Деньги доставать должен я. И потому ваше сегодняшнее предложение было так важно для меня и так меня тронуло…
– Надо бы нам подписать контракт по всей форме, – сказал Фалько.
– Конечно-конечно. Я передам вам копию договора, который заключил с Галлимаром, моим издателем: он тоже выделяет мне деньги на картину. Может быть, уже завтра пришлю.
– Годится.
– Ну и чудесно. Теперь это надо, что называется, спрыснуть, – Баярд сделал знак ближайшему гарсону. – Как насчет бутылочки шампанского?
– А вечером можем опять посидеть в «Мовэз фий», – предложила Эдди.
Без четверти четыре, оставив позади уличный шум и тщательно проверившись, Фалько прошел под аркадами улицы Риволи, шагнул через порог отеля «Мёрис» и оказался в холле, облицованном блестящей восьмиугольной плиткой, в которой отражался свет люстр. Санчес, на этот раз надевший галстук и приличный костюм-тройку, ждал его, сидя в кресле в гостиной, примыкавшей к бюро регистрации. При виде Фалько он поднялся и без единого слова первым стал подниматься по лестнице.
Молчали они и на втором этаже, где ковер глушил их шаги. Санчес и Фалько шли метрах в двух друг от друга. В конце коридора Санчес остановился у двери в
– Свои, – сказал Фалько.
– Наш, – подтвердил Санчес.
Женщина опустила оружие и отступила в сторону. Просторные апартаменты, изысканная мебель, ковры и гравюры XVIII века по стенам. Налево спальня, направо гостиная. Там, на столе, был смонтирован коммутатор «Эрикссон» старой модели – провода уходили в отверстие, проделанное в стене. Окна прикрыты жалюзи, и в приглушенном свете можно было различить человека, который медленно поднялся с дивана при появлении Фалько.
– Добрый день, – поздоровался тот.
Поднявшийся оказался довольно крупным господином лет за шестьдесят, с обильной проседью в усах и светло-русой шевелюре. Замшевый жилет вносил неожиданный оттенок франтоватости в его респектабельно-корректный облик. Пахло от него дорогим лосьоном после бритья. Он не подал вошедшему руки. Несуразно – по его комплекции – маленькая и изящная, поблескивающая золотым перстнем-печаткой на мизинце, она оставалась опущена, и в этом читалось намеренное пренебрежение.