Марсель одним махом высосал полбокала и облизнул углы рта. Слезящиеся глаза неотрывно смотрели на бумажник.

– Да нет, пострадала только одна работа.

– Какая? – безразлично осведомился Фалько.

– Ну, такая… Самая большая. Над которой он трудился последнее время.

– А-а, знаю. Видел. Это там конь и бык и женщины?

– Вроде бы.

– И что же – сильно пострадала?

– Изрядно. Половина холста сгорела.

– Да как же это возможно? Газ взорвался?

– Взрыв-то был. Мы с женой проснулись, когда грохнуло. Побежали в мастерскую, а там пожар. Но небольшой, мы быстро справились. Но это был не газ.

– А что же?

– Саботаж.

Правдоподобие, с каким Фалько изобразил удивление, убедило бы даже средневекового инквизитора.

– Что-что?!

– Саботаж, – повторил консьерж. – Не случайность, а намерение. Полиция считает, что картину хотели погубить. Они и сейчас там, осматривают каждую пядь мастерской.

Фалько достал портсигар и открыл его перед Марселем. Тот, рассмотрев марку, покачал головой, вытянул сигарету из мятой пачки «Голуаз» и прикурил от протянутой зажигалки.

– А вы поговорили с месье Пикассо и с полицией?

– Конечно. Меня допросили, и я рассказал, что знал – как услышали громкий хлопок, как прибежали в студию и потушили пожар.

– Еще многое сгорело?

– Нет, в мастерской больше ничего. От горящего холста летели искры, сильно дымило, но обошлось. Я сам позвонил мадам Маар, нынешней подруге…