– Вы имеете отношение к тому, что случилось?

Вопрос, прозвучавший как выстрел в упор, не смутил Фалько, который едва закрыл за собой дверь и не успел еще даже присесть на белый кожаный диван. Он стоял со шляпой в руках, ожидая продолжения, но его не последовало. Эдди лишь скрестила руки на груди и устремила на вошедшего суровый взгляд. На ней были черные широкие брюки, сандалии, серый джемпер и с небрежным изяществом завязанный на плечах платок-карре «Гермес». Золотистые гладкие волосы, облегавшие ее голову шлемом, только подчеркивали синеву глаз – в этот день ледяную как никогда.

– А что случилось? – спросил Фалько.

Эдди показала на стопку газет, сложенную на стеклянном столике. Сверху лежала «Юманите».

– Не читали?

Фалько кивнул молча, изображая растерянность и прося разъяснений.

– Чего они хотят? – настойчиво спросила она.

– Кто?

– Сами знаете кто.

– Вы ошибаетесь, – он, не моргая, встретил ее взгляд. – Не знаю. Совсем ничего. И буду благодарен, если все-таки объясните, что случилось.

Он почувствовал, что она словно замялась на миг и крепче, будто вдруг озябла, стиснула скрещенные руки. Потом жестом предложила Фалько присесть, и он опустился на край дивана, положив шляпу рядом. Эдди села на другом конце.

– Не только эта статья… – сказала она. – Творится что-то очень странное. Утром Лео позвонили несколько человек. В том числе – видный член французской компартии, давний его друг… И все спрашивали о его связях с людьми из ПОУМ. А кое-кто упомянул некие денежные переводы на его счет в швейцарском банке.

– И что же? – поднял брови Фалько.

– У Лео никогда не было счета в Швейцарии. А говорить о его симпатиях к троцкистам – это просто чушь.

– Не знаю… – продолжая изображать, что сбит с толку, протянул Фалько. – Действительно, чушь какая-то. Правда ведь?

И наткнулся на сумрачную пронзительную синь ее изучающих глаз.

– Я говорила с ним утром. Он по-настоящему встревожен. Подозревает, что все это – очень хорошо организованная кампания по его дискредитации, но не может понять мотивы… Почему он? Почему именно сейчас?

Фалько оставался почти невозмутим, но всем видом своим показывал, что на границе этого «почти» усиливается растерянность, которая мало-помалу вгоняет его в ступор.

– Он справлялся о вас, – продолжала Эдди. – И хотел расспросить Гупси Кюссена, который нас познакомил, однако тот куда-то пропал. Уехал, наверно.