Козаров барабанил пальцами по столу. Он понял одно: Гешев удостоился благоволения царя. Ну, конечно, в разное время разные люди могут понадобиться дворцу.

Они вызвали к себе подследственного доктора Пеева. Доктор напоминал скорее тень. Гешев показал ему на стул. В тот вечер он решил быть деликатным и внимательным.

— Садись, доктор. Думаю, что разговоров в подвалах уже хватит. Гестапо хорошо работает, не так ли?

Пеев уловил в голосе полицейского нотки торжества.

— Бесспорно.

— Я хотел, чтобы ты, доктор, повторил, что борешься только против немцев в нашей стране, а не против Болгарии.

— Да. Я могу повторить это много раз.

— А если это так, то из этого следует, что ты не враг официальной политической линии его величества.

— Да, если бы его величество не продал Болгарию гитлеровской Германии, если бы наша страна проводила политику мира. А наша родина находится на пороге катастрофы, причем по вине теперешнего правительства. Кроме того, я не могу гарантировать, что смирятся те, чьих сыновей именно его величество отправил на кладбище.

Козаров кипел от негодования. Гешев спросил:

— Ты согласился бы подписаться под тем, что борешься только против немцев, доктор?

Это была уловка.

— Но как я буду писать этими руками? Посмотрите, у меня нет ногтей.

Гешев рассмеялся:

— Ничего, ничего. Ты будешь диктовать, а машинистка будет писать. Потом как-нибудь распишешься.

Козаров онемел. С каких пор Гешев стал таким?

— Доктор, ты умен, а не видишь, что в политике выигрывает тот, кто поворачивает туда, куда дует сильный ветер.

Пеев почувствовал, что теряет силы. Неужели дворец задумывает провести операцию «отказа от союза с нацистами»? Это подорвало бы всю политическую систему. У партии уже есть силы, чтобы воспользоваться подобным срывом: она не упустила бы возможности подтолкнуть спускающихся вниз. Это позволило бы ей найти свое место и перепутать расчеты всех тех, кто и без того запутался в своих делах.

— Я продиктовал бы…