Я спросил Ермилова, прежде чем заснуть:

– Почему Гришенко не стал ждать второго поезда, о котором я сказал?

– Если бы это оказался большевистский поезд, ему пришлось бы перебить всех свидетелей – пассажиров, солдат, машинистов. Слишком много. Это не очень удобно. Он получил лучшее из возможного – еврейское добро и механика, способного починить наш транспорт. Вы стали настоящей удачей. Для меня честь получить вас в подарок.

– Какое топливо было в том грузовике?

– Спирт, – сказал Ермилов, – по всей вероятности.

Он повернулся ко мне спиной и погрузился в сон.

Я не спал. Я снова вышел во двор. Я пожалел, что не умею скакать на лошади. Я обдумал похищение грузовика. Но его было трудно завести, и в баке могло оказаться недостаточно топлива. Я не хотел рисковать и злить Гришенко. Решил подождать, когда мы доберемся до Александрии, а там отыскать большевиков. С политиками иметь дело легче, чем с волками, а Ермилов был для меня просто удобным спутником, а не союзником. Он служил своему персональному царю: императору разрушения, богу отчаяния. Это почти традиционно: поверить вместе с дьяволом, что Бог покинул мир.

Глава четырнадцатая

Глава четырнадцатая

Музыка создана, чтобы успокаивать нас. Даже казаки поняли это. У них были свои застольные песни, жалобные баллады о смерти и любви, колыбельные. Казак с винтовкой на спине и саблей на боку, поющий колыбельную ребенку, – одно из прекраснейших в мире зрелищ. Я видел такого казака, когда мы разбили лагерь на пути к Александрии. Меня бросили в грузовик с добычей и впереди всего эскадрона повезли по грязному февральскому снегу. Захватив Киев, Антонов теперь направлялся на юг. Так говорил Ермилов. Мы, судя по всему, теперь сражались за социализм.

В эту эпоху эгоизма, как мне следовало уяснить, слово «социализм» могло означать что угодно – в зависимости от пожеланий говорящего. Все эти бандиты были католиками. Католицизм оказался последней ступенью на лестнице, ведущей к коммунизму. Социализм или масонство, как это ни назови, пропитаны все той же ложной гордостью. Только греческая православная религия свободна от заразы. В нашей религии правит Христос. Здесь нет ничего, напоминающего независимое сознание. Это единственная религия, которая может спасти нас от участи Карфагена. Арабы не подвергают сомнению свой закон, основанный на Коране. В этом – их сила. Бог защитит невинных. Пусть начнется темный век, Железный век, тогда мы снова увидим Свет; новый рассвет, дарованный нам милосердным Господом. Мы не должны предавать Его доверие. Я сужу по собственному опыту. Я думал, что Бог одарил меня достаточно. Но его дары были отняты, потому что я принял их без веры. Именно поэтому в мире теперь существуют котлеты по-киевски, бефстроганов, клубника по-романовски: все потому, что генералы, политики и адвокаты изменили Богу. И теперь они стали официантами, швейцарами и поварами в разных концах света. Вот почему я продаю поношенную одежду на Портобелло-роуд немцам, которые отпихивают меня с тротуара, пытаясь заполучить якобы серебряный индийский браслет, чтобы отвезти его домой, в Мюнхен; французским девчонкам, которые смеются надо мной и болтают друг с другом, не зная, что я понимаю все их грязные словечки; американцам с их пугающей снисходительностью.