29 января 2012 года

Джубба снова отступила, превратившись в сеть водных лент, вьющихся между зелеными берегами, но по крайней мере она продолжала нести свои воды. Были времена, когда река почти полностью уходила в песок. Дожди дейр положили конец засухе, страшнее которой не помнил никто, но к ноябрю они закончились и вернулась испепеляющая землю жара.

Ясмин встала на колени в тени раскидистого дерева хигло и опустила в воду кувшин. Когда он наполнился, она встала и примотала его к спине, глядя через реку на горизонт. Пустыня походила на сшитые воедино лоскуты желтой земли и зеленых кустов с редкими вкраплениями групп деревьев с длинными корнями: пушистая акация, плосковерхий кудхак и величественный дамал. Пыльно-голубое небо пестрело брызгами мелких облаков.

Деревня, в которой она прожила уже почти три года, находилась в глухом районе южного Сомали, на одинаковом расстоянии от порта Кисмайо и кенийской границы. Это было бедное поселение скотоводов и торговцев, которые благоденствовали в удачные годы, когда приходили дожди, а верблюды, козы и скот росли здоровыми, тучными и продавались на рынке за хорошие деньги, и боролись за жизнь, когда дождей не было, живность голодала, а воды Джуббы истощались и приобретали солоноватый вкус. По сравнению с урбанизированным Могадишо это был другой мир, не говоря уже о многонациональном Найроби, в котором прошло раннее детство Ясмин.

– Закончила? – спросила Фатума. Она сидела под деревом хигло, прислонившись спиной к стволу. – Я есть хочу.

Ясмин посмотрела на нее с раздражением и состраданием. В последнее время Фатума всегда хотела есть. Она была уже восьмой месяц беременна ребенком Наджиба.

– Ха, – ответила Ясмин. – Да. Пойдем.

Поправив хиджаб, она помогла Фатуме встать и повела ее через калитку в заборе во двор. Шлакоблочный дом, в котором Ясмин жила с Фатумой, первой женой Наджиба, и Джамаад, его хабариаро, или теткой по материнской линии, имел крытое крыльцо и черепичную крышу – редкость в деревне, состоящей в основном из глинобитных лачуг. Но на этом роскошь заканчивалась. В пустые глазницы окон свободно залетал ветер, бетонный пол лишь местами был накрыт коврами. Туалет представлял собой дыру в полу с керамическими подставками для ног. Еда готовилась на походной плите.

Джамаад помахала с порога, приглашая Фатуму посидеть с нею, пока Ясмин будет готовить обед. «Как же поменялись местами наши жизни!» – подумала Ясмин, заходя в кухню и ставя на огонь чайник. Когда несколько лет назад Наджиб привел ее сюда, она считалась особенной, предметом его желаний, и Фатума, жена, не сумевшая зачать ребенка, была отодвинута на второй план. Но время шло, и стало понятно, что Ясмин тоже не может родить. За долгие месяцы бесплодия они стали близки, как сестры, и поклялись друг другу, что, если Аллах улыбнется одной из них, они никогда не станут из-за этого ссориться. Но потом Фатума зачала, и все изменилось. В один день Ясмин превратилась в изгнанницу, прислужницу будущей матери ребенка Наджиба. Во время последнего приезда Наджиб произнес, как пророчество: «Фатума родит мальчика».