Он улыбнулся ей на прощанье, уверенный, что никогда больше не увидит ее, даже если останется жив, и невольным профессиональным взглядом охватил ее точеную фигурку, просвечивающую сквозь тонкий ситцевый халат, и нелогично подумал, что хорошо было бы, если он вернется с войны, вылепить эту фигуру, а лицо сделать с Лены и отлить эту идеальной красоты — в его понимании — статую из нежно-золотистой бронзы, хорошо передающей фактуру тела, одновременно с этими мыслями, понимая, что такой статуи с таким лицом он уже не сделает никогда.
Понимая, что не надо бы этого делать, Алексей подошел к ней, обнял и, поцеловав в губы, сказал: «Спасибо» — и увидел, что на глаза женщины навернулись слезы, она вдруг оттолкнула его, вскрикнула: «И что вы… все!» — и, уткнувшись лицом в его гимнастерку, заплакала настоящими слезами.
Растерянный Алексей, прижимая Таню к себе, неловко гладил ее по голове, по распущенным густым каштановым волосам.
Их эшелон шел на юго-запад, проскакивая узловые станции и останавливаясь на забытых богом полустанках. Постепенно по вагонам стало звучать все громче одно слово: «Сталинград».
Но не доезжая города, их эшелон выгрузили прямо в степи, и они походной колонной по пылящему ковылю пошли к месту назначения.
После полудня они проходили через село. Объявили пятнадцатиминутный привал, и все обступили колодец и набиравшую из него воду девушку. Солдаты смеялись, отпускали шутки, и она, тоже улыбаясь, успевала отвечать и наполняла из ведра солдатские кружки. Когда ведро опорожнилось, двое солдат стали на ворот, а остальные ждали своей очереди, когда она нальет им воды. Она была укутана платком по обычаю казачек — так, что видны были одни сверкающие глаза, — но скоро ей стало жарко, и то ли от этого, а может быть, для того, чтобы покрасоваться, она с невинным девичьим кокетством сдернула с головы платок.
Алексей стоял в стороне, с улыбкой наблюдая солдат, отталкивающих друг друга, чтобы донская красавица напоила их, и горько думал, почему ему не встретилась в жизни такая девушка, как эта, и хотя он ничего не знал о ней, но почему-то был уверен, что она необыкновенная и чистая, как эта колодезная вода, которую она щедро сейчас дарит изнемогающим от жажды ее защитникам, думал так, как будто жизнь его уже подошла к концу и ничего уже не может в ней быть, потому что времени осталось слишком мало и некогда исправить свои и чужие ошибки.
IX
IX
IX— Командир! Старшой! Очнись!
Знакомый голос звал его, но Алексей никак не мог понять, что это за голос и где он сам.