Главным в госпитале были не люди. За одной из перегородок Мирза замуровал часть своих драгоценностей. Калеки и хилые казались ему единственно верными подданными, которые в трудную минуту в силу своей беспомощности не сбегут, не предадут. Именно поэтому устроил здесь один из своих тайников на черный день Мирза. Впрочем, какой может быть черный день для человека, имеющего деньги, много денег. Придет черный день в Афганистан, тут же засветит его солнце в Пакистане, где, слава аллаху, золото и алмазы тоже имеют большую цену. Не будет у Мирзы тяжелой минуты, пока будет цел хоть один из его семи тайников.

Госпитальная пещера тускло освещалась керосиновыми лампами. Однако Тимур Шах тотчас увидел его, перешагивая через раненых, подошел. Вытирая руки о грязный халат, кивнул назад, на стоящего у стены русского врача:

— Шурави отказывается лечить раненых. Говорит, больных осмотрит, а раненые поднимали оружие против отряда защиты, значит, они и его враги. Сказали ему, что вы, Мирза-хан, будете недовольны, а он только очки поправляет.

Мирза сжал кулаки. Ногти впились в ладони, и боль неумного отрезвила его, не дала броситься на блестевшего очками шурави. «Худой и молод, как Ахмад», — вдруг неожиданно сравнил главарь. Но тут же устыдился неизвестно отчего возникшей жалости к советскому офицеру.

— Тимур, — подозвал Мирза лекаря. Тот согнулся в полупоклоне. — Что для врача главное?

— Руки, наверное. И глаза тоже.

— Все, что ни придумаете, будет хорошо. Но свою сумку в руках он уже не должен держать. И видеть тоже. Однако, чтобы был жив, он здесь на переговорах.

Не оглядываясь на просеменившего сзади лекаря, главарь вышел из пещеры, вернулся в дом. Нетерпеливо посмотрел на часы: должен был уже прийти Атикулла. Лишь бы ему сопутствовала удача. Все что угодно, только бы вернули Ахмада. Он отвезет его в Кабул, найдет лучших врачей, заплатит какие угодно деньги. Но сын будет рядом… рядом…

В комнату без стука заглянул один из охранников, радостно доложил:

— Идут! Несут!

И сразу за ним, пригнувшись в низком дверном проеме, вошли Атикулла и еще один сарбаз.

— Ваша воля исполнена, господин, — не поднимая головы после поклона, произнес Атикулла. — Ваш сын здесь.

— Несите же сюда! — нетерпеливо приказал Мирза.

Он сам было бросился к двери, но вдруг показалось, что в комнате мало света. Подбежал к столу, выкрутил на полный фитиль лампу и вместе с ней вышел на середину. Сарбазы внесли одеяло с сыном осторожно, положили его прямо перед Мирзой. Заученно поклонившись, они отошли к стенам, оставляя главаря одного посреди комнаты. Ахмад с головой был укрыт серой солдатской шинелью, и Мирза нетерпеливо отбросил ворсистую полу с лица сына. И тут же отпрянул назад.