— Теперь скоро, — прошептал Тимур, на ощупь узнавая расстояние.

И вдруг он молча метнулся в сторону. Впереди забрезжило светом, и Мирзу захлестнуло до самых ушей горячей волной: «Накликал. Я же чувствовал, что третий раз будет роковым».

Он бросился к одной нише, другой, но все они показались мелкими. Луч фонарика приближался, уже появились в лабиринте слабые блики, которые еще надежней прикрывали спрятавшегося Тимура и высвечивали Мирзу. И тогда главарь, согнувшись, пугаясь своей огромной тени, метнулся к нише лекаря. Тот повернулся боком, но Мирза все равно не смог протиснуться в образовавшуюся щель. Он надавил животом на Тимура, но тот будто вцепился в гранит всем телом, и Мирза понял, что его с места теперь не сдвинуть. Не теряя больше ни секунды, он выхватил из кармана нож.

Щелкнуло выброшенное лезвие. Мирза нащупал раскрывшийся от удивления рот лекаря и воткнул ему нож куда-то в бок. Тимур обмяк, главарь зажал рукой его стон, а потом и второй, и третий раз ударил в мягкое и тяжелое тело Тимура. Тот сполз под ноги.

Мирза только успел отпихнуть его от себя и втиснуться в нишу, как луч фонарика наткнулся на Тимура и остановился на нем.

В этот момент лекарь застонал и этим оказал своему господину последнюю услугу. Человек с фонарем склонился над раненым, и Мирза, собрав всю силу, ударил его рукояткой ножа по голове, обрадовавшись в первую очередь тому, что она не покрыта. Однако для верности он схватил своего врага за шею и теперь душил не просто потерявшего сознание сарбаза, а свою смерть. И чем больше немели пальцы на шее противника, тем увереннее чувствовал себя Мирза. Если он и в третий раз обманул судьбу в этом темном коридоре, то еще поживет и постоит за свое. И бороться будет так, что каждого его врага настигнет такая же позорная смерть, как этого несчастного. Нет, Мирза не поверит, будто нет позорной смерти, если это смерть за революцию. Бред шайтанов, пропаганда Бабрака, болтовня русских. Еще вспомнят его, Мирзу, в этих местах.

Захватив оружие и фонарик убитого, главарь намного увереннее побежал к повороту в лабиринте.

Цветов, не отрываясь, смотрел на возвращающийся в лагерь отряд Зухура. Но он не мог еще даже в бинокль различить лиц и теперь, стараясь не выдавать волнения, просто стоял и ждал на наблюдательном пункте. Отметил про себя: не притронется к биноклю до тех пор, пока солнце полностью не выйдет из-за гор.

Рядом находились его заместители, другие свободные от службы офицеры. Один Гребенников отпросился на линию боевого охранения, чтобы первым встретить отряд.