Наконец солнце оторвалось от гребня горы, и Цветов нетерпеливо вскинул бинокль. Впереди колонны шли пленные, которые на одеялах, шинелях несли раненых. Боясь поспешить и отобрать у себя надежду увидеть среди афганцев Мартьянова, Цветов медленно переводил бинокль в глубь колонны. Пленные, пленные, пленные…

«Нет, Мартьянова здесь не может быть, волноваться пока нечего. Он должен идти дальше, обязательно, ведь операция по захвату банды вроде прошла удачно», — успокаивал себя комбат.

— Мартьянов! — вдруг выкрикнул кто-то из офицеров.

Цветов тут же зашарил окулярами по отряду, торопясь убедиться в этом. Мелькали лица, много лиц, большинство знакомых… Наконец бинокль замер в задрожавших от волнения руках.

Владимир шел в центре колонны. Перебинтованные руки он держал у груди, и Цветов затаил дыхание, вглядываясь в непривычное без очков лицо врача. «Ничего, Володя, — думал комбат, потирая шрам биноклем. — Для врача главное не только руки и глаза, но и сердце. А оно у тебя — дай бог каждому».

Успокоившись за Мартьянова, комбат начал искать среди возвращающихся Зухура и Карима. Но ни лейтенанта, ни хадовца нигде пока не было видно. Тогда он стал рассматривать тех раненых, которых несли сарбазы. Мартьянов шел около первых носилок, к ним подходили афганские сержанты, получали какие-то указания и спешили к своим подразделениям. Значит, Зухур жив, жив наверняка и Карим.

Теперь Цветов вспомнил о Мирзе. Главаря должны были вести отдельно от других пленных, рядом с Зухуром, но грузной фигуры его отца не было видно во всей колонне.

«Значит, ушел, — понял Цветов. — Да, не просто это — прийти и победить. Мирза наверняка вернется, и рано еще отряду защиты революции менять винтовки на плуг. Но все равно сегодняшнее утро — это утро еще одной победы. Вот теперь можно идти в кишлак раздавать землю».

Он опустил бинокль, оглядел сразу сделавшихся какими-то усталыми офицеров. Те, словно захваченные на чем-то недозволенном, смущенно опускали головы и поправляли оружие.

«Нам тоже еще рано ослаблять ремни, — подумал комбат. — Ослабим — кто знает, каким тогда наступит утро следующего дня».

А это утро было тихим и чистым…

Рассказы

Рассказы

Людмила Волчкова ТЕАТРАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Людмила Волчкова

ТЕАТРАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Мимо лейтенанта Валеева по мраморному вестибюлю пропорхнула известная актриса. Она казалась такой озабоченной, такой независимой, будто работала в казенном скучном учреждении.

Лейтенант Валеев машинально достал расческу и прикоснулся к коротко стриженным волосам. Он выглядел старше своих двадцати семи лет, был флегматичным человеком, а это качество частенько путают с уверенностью в себе. Сам Валеев считал, что уверенности ему иногда недостает, поэтому в момент колебания выбирал более жесткую линию поведения и не раз в кругу друзей даже называл себя жестким человеком. Валеев думал, что непоколебимость нужна офицеру не меньше, чем солдату — дисциплина. Служил он четвертый год. Сперва в пограничном поселке, потом неожиданно последовал перевод в этот шумный город.