Он не помнил, как вышел из кабинета. Стало быть, вот она какая штука, клевета. Очнулся лишь у своего крана.

Удар был выверен, точен, неотразим. Все верно, он не станет доказывать, что не верблюд, он попросту уйдет, что и следовало доказать, как говорят в таких случаях.

Неподалеку от корневского крана уже давно бездействовал точно такой же кран, только очень запущенный, потому что не имел постоянного хозяина и переходил из рук в руки, пока совсем не пришел в негодность. А работать еще кран должен был долго.

Чем-то этот кран напоминал Корневу машину «Бибишку» из любимой книжки его детства. Был у «Бибишки» сначала хороший хозяин, и жилось машине хорошо, радостно, а потом наступили тяжелые времена. Хозяин заболел, и некому стало «Бибишку» обиходить. Не прошло и месяца, как очутился он на свалке, молодой еще, только-только начавший свою трудовую жизнь автомобиль. И вот стоит он под дождем и снегом, молчит, ждет, когда перестанет биться его сердце…

Сентиментально, конечно. Не для взрослого мужика. Но Корнев обязательно купил бы эту книжку и своему, сыну, попадись она ему.

Вскоре привели эту развалину в божеский вид. И сразу в бригаде увеличился объем залитого бетона: отныне пара крановщиков работала без пауз, необходимых для «поспевания» изделий. Залив бетон на одном полигоне, крановщик переходил на другой. Получался непрерывный процесс: здесь готовится, а там уже поспевает. Заговорили, что такую практику нужно ввести и для других. Единственно, кому такое нововведение было невыгодным, так это заводу, директору Ипатову: бетона и без того нехватка, растворный узел не реконструирован, а тут еще рационализации разные. На том собрании, когда бригада решила доплачивать крановщикам из «общего котла» (а в основном на отремонтированном кране работали Корнев и его сменщик Виктор), Корнев возражал (хотя недоплачивать было бы несправедливо, ведь содержать заброшенный кран в рабочем состоянии хлопотно), но бригада настояла. И вот теперь эти злополучные двадцать пять рублей обернулись против Корнева. Кто написал это письмо? Чем сумели соблазнить или запугать? Взять да и спросить напрямик… Но что-то удерживало Корнева от этого, навалились безразличие, апатия.

До обеда Корнев работал свирепо, молча, ни разу не включив селектор, даже когда стропальщики делали ему знаки: почему, дескать, молчишь?

Когда он вернулся с обеда, бадья с бетоном, «галоша», была уже загружена. О том, что в нее вывалено два замеса, Корнева не предупредили. Впрочем, будь он в обычном состоянии, он и сам бы заметил. И, только начав подъем, сообразил: перегруз. Выдал стропалям открытым текстом по громкоговорителю, да что толку, перелопачивать их все равно не заставишь, уж они-то знают, что такой груз, хоть и вопреки инструкции, сплошь и рядом поднимается.