И он вспомнил день на высотном кране, когда к нему пришли Алла с Антоном. Он еще не поднимался наверх, переодевался в бытовке, увидел их в окно и выбежал навстречу: «Что-нибудь случилось?» А жена смущенно кивнула на сына: «Проснулся и заявил: к папе на кран поедем!» Корнев растерялся, не зная, как быть.

А шестилетний Антон глядел на него без страха, с непониманием опасности. И нельзя было отказать в его просьбе, раз он сумел уговорить мать, которая больше, должно быть, чем отец, боится за свое дитя. И вот они, отец и сын, едут сперва на грузовом лифте, потом выходят в продуваемое ледяным сквозняком и потому мрачное нутро здания и, пройдя его насквозь по шатким деревянным настилам, останавливаются у стальной балки, закреплявшей кран и здание в одно целое. И через окно по этой балке надо перейти на кран. В проеме гудел ветер и наискось валил снег.

— Хо-хо, — растерянно сказал Корнев, — пурга началась.

— И что? — насторожился мальчик.

— Опасно, вот что. Сдует — и полетишь.

— Ничего, — после непродолжительного раздумья решил сын и покрепче натянул свою шапку. Ему еще неведом страх, он полностью уверен в отце.

— Да? Ну ладно, как знаешь. Только вниз не гляди, а то голова закружиться может. — И, взяв сына покрепче за шиворот, встал на подоконник. Поглядел вниз — до земли метров сто. Подножие крана и нижняя крепежная балка неразличимы за снежной пеленой. Ухватившись за страховочный трос, Корнев медленно ступил на самодельный трап, осторожно повел впереди себя сына. И такое чувство его охватило, будто впервые идет он над этой бездной и ему страшно. Внизу движутся массы снега, и кажется, что они с Антоном планируют, балансируя на узкой жердочке, поднятые могучим смерчем… Перешли, вцепились в поручни, отдышались. И дальше уже взбирались по лестнице, и металл перекладин студил до бесчувствия ладони через рукавицы: впереди Антон, набычившись против секущего в висок колючего снега, следом, почти целиком прикрывая его своим телом, Корнев, готовый в любую секунду подхватить, если у того разожмутся пальцы, поддержать.

Отогревшись в кабине над электропечью, Антон сказал:

— У меня руки заболели. Вот здесь, — и показал на сгиб в локте.

У Корнева тоже затрясло в локтях, как тогда, в первый раз, когда он поднимался сюда с самого низу (еще не приспособил трап), с земли и когда весь день мерещилось, что кран, подцепив груз, начинает падать: настолько непрочной и шаткой представлялась конструкция — словно пшеничный колосок, готовый подломиться под тяжестью вызревших зерен.

Мальчуган притих за спиной. Корневу было видно в зеркало, как жадно озирается он, робея, охваченный новыми впечатлениями. И отец не мешал, берег его состояние, сам остро переживал вместе с ним.