Доктор закурил и сел на одну из кроватей, сразу же пожалев об этом. Он знал, что все кровати кишат заразой. Но он хотел помочь.

– Я попытаюсь объяснить, – спокойно сказал он. – Вы все превозмогли невозможное и вынесли невыносимое. Вы ходячие скелеты. На ваших лицах живы только глаза, а в глазах выражение… – Он запнулся на мгновение, пытаясь подобрать слово, потому что знал: им нужны помощь, забота и ласка. – Я даже не представляю, как описать это. Скрытность… Нет, это не то слово, и это не страх. Но у всех одинаковое выражение глаз. И вы все живы, когда по всем законам должны были умереть. Мы не знаем сейчас, почему вы не мертвы или почему вы выжили, я имею в виду каждого, кто находится здесь, не только вас. Мы смотрим, потому что от вас невозможно отвести глаз.

– Я полагаю, как от клоунов в какой-нибудь чертовой интермедии?

– Да, – спокойно ответил доктор. – Можно и так сказать, но…

– Клянусь Богом, я убью следующего мерзавца, который посмотрит на меня, как на обезьяну!

– Держите, – сказал доктор, пытаясь облегчить его страдания. – Вот таблетки. Они помогут вам успокоиться…

Питер Марлоу выбил таблетки из рук врача и заорал:

– Мне не нужны ваши чертовы таблетки! Я просто хочу, чтобы меня оставили одного! – И вылетел из хижины.

В хижине американцев никого не было.

Питер Марлоу лег на койку Кинга и заплакал.

– Пока, Питер, – сказал Ларкин.

– Пока, полковник.

– Пока, Мак.

– Всего хорошего, приятель.

– Пишите.

Ларкин пожал им руки, потом пошел к воротам Чанги. Там по машинам рассаживались австралийцы. Их отвозили на корабли. Домой.

– Когда вы уезжаете, Питер? – спросил Мак, когда Ларкин ушел.

– Завтра. А вы?

– Я уезжаю сейчас, но собираюсь задержаться в Сингапуре. Нет смысла садиться на корабль, пока не решу, куда ехать.