Харон поднял весло, чтобы оттолкнуться от берега, но Гермес его задержал.
— Слушай, Саня, — сказал он. — На том берегу ты забудешь всё, что было…
— Неужели всё? — перебил его Парис.
— Или почти всё. Так считается — сам я там не был, и не очень хочется. Так вот, пока ещё ты всё помнишь, скажи мне напоследок как есть: почему всё-таки ты выбрал из трёх богинь Афродиту, а не Геру или Афину? Ведь их предложения и их покровительство были куда как надёжнее и практичнее.
Взгляд Париса посветлел, хоть и остался печальным:
— Вы ведь всё равно не поверите.
— Скажи правду — поверю.
Парис немного помолчал, опустив глаза, а потом вздохнул и ответил:
— Из всех трёх Афродита была самая красивая.
— Только поэтому?
Парис кивнул.
Харон оттолкнул лодку от берега и поплыл туда, откуда почти никто из смертных не вернулся. Гермес смотрел ему вслед, пока не убедился, что Парис успешно вышел на другой стороне. Его спутник уже скрылся из виду, а посланник богов всё не уходил, вглядываясь во тьму того берега Стикса. Он думал над ответом Париса. Гермес знал, что это была правда, но почему-то смысл сказанного никак не укладывался у него в голове. «Всё равно никто никогда не поверит, что Парис решил так не из-за Елены», — подумал, наконец, Гермес и, развернувшись, пошёл прочь.
«Никогда нам не понять этих смертных», — мысленно подытожил он.
А у смертного одра Париса в это время остались только его вдова Елена и брат Деифоб. Эней вышел, чтобы сообщить родителям погибшего ужасную весть.
Деифоб посмотрел на Елену. Её умные зелёные глаза глядели прямо и нагло. Она улыбалась то ли со злостью, то ли с сарказмом. Этот взгляд привёл Деифоба в бешенство.
— Сука! — зарычал он и, схватив со стола нож, замахнулся на Елену.
Та нисколько не испугалась. Теперь в Трое, где все её ненавидели, у неё не осталось больше защитников, но она не выглядела растерянной — осклабившись, она прямо и насмешливо смотрела на пылающего гневом Деифоба.
— Сука! — снова завопил тот и резким движением сорвал с неё платье.
Елена расхохоталась.