Ясновизор слетел с треножника, сбитый метко брошенной сандалией.

— Каков негодяй! — воскликнула Гера. — Да я и Геракла уже давно простила. Я сама голосовала за его обожествление и выдала за него замуж Гебу — свою любимую дочь! А этого Филоктета я и знать не знаю! С какой стати мне ему гадить?!

— Не сердись, — примирительно сказала Афина, — ведь Одиссей сказал это ради общего дела.

— Если бы не так, то мокрого места от него бы уже не осталось, — спокойнее ответила Гера, надевая сандалию. — Но ведь из-за таких, как он, обо мне и пошла дурная слава. Конечно, Гера стерва, Гера только и думает, как бы кому напакостить, а они все хорошие, они только и делают, что радуются успехам товарищей, и никому яд в сандалии не подсовывают. Конечно, на богов сваливать проще всего.

Объяснения Одиссея всё ещё не удовлетворили Филоктета.

— Не было никакой водяной змеи. Это был яд лернейской гидры, уж я-то его хорошо знаю — именно такие язвы покрыли тело Геракла, когда он был отравлен этим ядом. И Аполлон мне подтвердил, что это яд лернейской гидры, ни про каких водяных змей он ничего не говорил.

— Что же тебя удивляет? Водяная змея такая же божественная тварь, как и лернейская гидра. Она очень похожа, только размером поменьше и яд послабее, потому ты и остался жив. Но это тот же самый яд — он одинаковый у всех исчадий Ехидны, даже специалист не сможет их различить.

Филоктет молчал. Оруженосец Геракла был человеком бесхитростным и простодушным, объяснения Одиссея его запутали, в них трудно было поверить, но и возразить Филоктет ничего не мог. Воспользовавшись его растерянностью, Одиссей протянул Филоктету руку, и тому ничего не оставалось, как только её пожать.

Вечером того же дня Парис и Эней сидели на городской стене и обсуждали события последнего времени.

— Глупо с Ахиллом вышло, — говорил Эней. — Кто б мог подумать, что пятка у него уязвимая! Знать бы раньше! Уж как я его ненавидел, как мне хотелось выйти с ним на поединок и убить его! А теперь мне его, пожалуй, даже жалко. Так глупо погибнуть: не в бою, от случайной стрелы. И рана-то не опасная сама по себе, но яд лернейской гидры убивает, куда бы он ни попал. И мучения от него такие, что врагу не пожелаешь. Говорят, что бессмертный кентавр Хирон, воспитатель чуть ли не всех великих героев, после того, как его ранила стрела Геракла, отказался от бессмертия и умер, настолько были невыносимы его мучения. И спасения от этого яда нет.

— На самом деле спасение есть, — задумчиво ответил Парис. — Энона — моя бывшая, нимфа из леса, рядом с которым я пас стада, увлекалась медициной. У неё много разных снадобий дома было. Было и средство от яда лернейской гидры.