А сейчас?

— Папия, когда я попаду в этот... Дахау, я смогу все узнать? Хотя бы напоследок?

Гравиевая дорожка, черная грязь на площади, длинные вереницы автобусов. Место, где умирает все, даже память.

— Нет, мой Кар. Но может, тебя пожалеют и скажут. Напоследок.

Антифон

Если бы! Если бы, мой Кар!..

* * *

— Знаете, я тоже поговорил бы о звездах, но сейчас зашел узнать, здоров ли ты, мой Кар. А поскольку ты здоров, ухожу, радостный. И — отдай мою Папию!

— Ты, Цезарь!.. Кар, Тит Лукреций Кар, не слушай его, не слушай, я не хочу никуда уходить, я не его, я не вещь, не рабыня!..

* * *

...Драться, драться, драться — в дверях, на лестнице, на улице, возле носилок, в носилках. Ты меня не возьмешь, римлянин, не возьмешь, я не твоя, лысый развратник, жена всех мужей, муж всех жен, не твоя, не твоя! Меня нельзя вот так взять — и утащить в свою берлогу, в спальню, пропахшую женскими благовониями, на свое мерзкое, грязное ложе, грязное от нашего с тобой пота, от твоего семени, лопоухий извращенец. Не хочу, не хочу, не хочу, буду драться, кулаками, чем попало, не выйду из носилок, разобью тебе нос, твой длинный-длинный нос, выщиплю тебе остатки твоей напомаженной прически, по волоску, по волоску, я — не твоя Папия, римлянин, никогда не буду твоей, никогда. Я — не твоя подстилка, это ты — моя игрушка, хочу — разобью, хочу — разорву на куски. За твою наглость, Гай Юлий Цезарь, наглость, наглость, наглость! Начну с тоги, у тебя дорогая тога, лучшей шерсти, такую почти нигде не увидишь. В долг пошил, у тебя нет ни сестерция, развратник, все на своих девок спустил, на своих мальчиков, я бы их тоже поубивала, распяла бы на крестах, всех до одного бы распяла. Вот тебе, вот тебе, Цезарь, вот, вот, вот, вот!..

* * *

— Сегодня я хочу поговорить с тобой о политике, моя Папия.