— Как хорошо, что мы встретились! Это боги, боги, это они! Я тут совсем одна, помочь некому, такой ужас!..

Пока я моргала, Аякс уже кинжал доставать принялся. Не успел, к счастью, — я руку перехватила. К чему кинжал? И в прежнее время от совершеннейшей Юлии Либертины особого вреда не было. Разве что целоваться горазда.

Выходит, запомнила свою гостью? Значит, кто я сейчас? Опять сиятельная Фабия Фистула? Вот уж не думала не гадала!

— Мы еще утром из Капуи выехали, две повозки оставить пришлось, я даже дом бросила, только один привратник остался. А тут еще...

Оглянулась, поглядела. Дело ясное, можно и не рассказывать. Дорога, повозка опрокинутая, носилки-лектика в сторонке стоят, дальше еще повозки. Вокруг рабы суетятся, стараются, только без особого успеха и рвения. Им-то куда спешить?

— Ой, Фабия, что мне делать, что мне делать? Говорят из Рима уже на север уезжают, в Этрурию. Спартак и его разбойники никого не милуют, женщин не щадят, в Анниевом Форуме всех обесчестили, даже девочек, даже старух...

Поглядела я на нее внимательно. Замолкла совершеннейшая, мигнула испуганно. Хотела я сказать — не сказала. Ну ее, пусть катит хоть в Этрурию, хоть в Галлию! А что с повозкой рабы разобраться не могут, так кто этой Юлии лекарь? Ее рабы, пусть и разбираются. Глядишь, к тому времени и разбойники из Анниева Форума подоспеют.

— Как жарко, как жарко, дышать нечем, а еще эта повозка, а еще сиятельный Гней Юлий Цезарь Агенобарб, с ним сладу нет, уезжать не хочет, не можем уговорить. Имение у него рядом, мы его вывезли, а он уперся, сказал, что с места не сдвинется. Ой, что делать, моя Фабия?

Сиятельный Гней Юлий... Кто?!

* * *

— Миру конец, конец, конец, Риму гибель страшная, страшная, скорая! Не уеду, не уеду, смерть приму, приму по примеру отцов древних древних!..

Лесок малый, опушка, прямо же на опушке — трон царский. Если не трон, то уж точно кресло курульное, на котором консулы восседают. Золото, кость слоновая, взглянешь — не поверишь. На кресле — сам сиятельный, в тоге (само собой, с каймой красной), сандалиях чуть ли не золоченых, вот только на голове вместо венца или венка — повязка белая мокрая. Жаркий денек выдался!

— Бренна — вождь жестокий, жестокий галльский в Рим вошел, вошел, сенаторов в креслах сидящих, сидящих узрел, смерть принимающих за родину за родину. Бежать — позор, позор, нельзя, нельзя, умрет сенатор римский во славу, во славу...

Опустилась я на траву прямо возле кресла (неужто так в кресле его и несли?), по руке погладила.

— Дядя Юлий! Помнишь меня? Мы с тобой в Капуе познакомились.