– Скоро увидишь. Так ты хорошо знаешь испанский?

– Я шесть лет мотался вдоль испанских берегов от Пор-Вандра[52] до Кадиса[53] на хихонском каботажнике[54]. И по-испански говорю и пишу так, что последнее время моего пребывания у испанцев те из них, с кем меня связывали общие дела, даже не верили, что я француз, а не их земляк.

– Ну хорошо! – сказал Дрейф. – Ты прибыл на Большую землю с братом Питриана, так?

– Да, и ты должен его знать, тем более что нас обоих приняли в братство в одно время.

– Верно, знаю. Скажу больше – мне дали на его счет превосходные рекомендации.

– О! – только и вымолвил Олоне, все меньше понимая, к чему клонит его друг.

– Ну да, а поскольку ты, конечно же, знаком с ним ближе моего, я хотел бы узнать твое мнение об этом малом: действительно ли он не промах… словом, можно ли на него положиться в случае чего… то есть надежный ли он.

– Дорогой друг, я знаком с Питрианом уж больше полутора десятков лет, хоть сам еще совсем зеленый. Мы избороздили с ним на пару все моря, делили вместе самые суровые тяготы и самые бурные радости, поэтому я знаю его лучше кого бы то ни было и лучше кого бы то ни было могу просветить тебя на его счет.

– Как раз это мне и нужно.

– Ну что ж, в радости и в горе, в бедности и в довольстве – всегда и везде я видел его одинаковым, то есть честным, верным и великодушным – настоящим человеком, какой тебе и нужен и на кого можно во всем положиться.

– Эк ты его нахваливаешь, черт возьми! И раз он того заслуживает, значит у него и впрямь большая и благородная душа.

– И это, уж поверь, далеко не все.

– О-о!..

Потом наступила тишина.

Дрейф как будто глубоко задумался. Олоне выжидал. И вдруг Дрейф словно очнулся.

– Брат, – неожиданно сказал он, – а ведь давеча ты был прав.

– А? О чем это ты, не пойму, – рассеянно проговорил он.

– Да неужели! – весело продолжал Дрейф. – Не пытайся сбить меня с толку. Раз уж я с тобой откровенен, будь и ты откровенен со мной. Еще раз говорю, ты был прав, или попал в точку, если угодно. Да, я заперся у себя на целые сутки, никуда не выходил, никому не отвечал. Но я не спал и очень хорошо слышал все, что творилось за дверью.

– Ага, теперь признаешь?

– Полностью, как видишь. Так неужели тебе неинтересно знать, почему я так долго молчал?