– Прошу прощения, ваша милость, только я не совсем понимаю, как вы пришли к такому заключению?
– Да очень просто. Человек этот, верно, исподтишка ненавидит вас. Похоже, он боится, что вы можете вывести его на чистую воду, потому как знаете кое-какие тайны, связанные с ним. На мой взгляд, только такая причина и объясняет упорство, с каким он стремился вас схватить, устроив вам западню, куда вы и угодили. Не кажется ли вам, что мои суждения большей частью справедливы?
– В самом деле, ваша милость, ваши предположения до некоторой степени верны. Я знаком с этим человеком. И не только с ним: я знаю и его дружка-приятеля.
– Ах, ну да, еще одного такого же проходимца. Ну что ж, раз и он ваш знакомец, что вы о нем думаете?
– Сказать по чести, ваша милость, ничего хорошего. Но мне бы не хотелось, чтобы вы поняли мои слова неправильно, поэтому должен оговориться, что этих двух типов я узнал совсем недавно.
– Ах! – разочарованно проговорил губернатор.
– И дело было так, – невозмутимо продолжал Олоне. – Недели три назад ко мне заглянул дон Педро Гарсиас и стал попрекать меня за то, что я, мол, живу как отшельник и за своими делами да заботами света белого не вижу. Он позвал меня в таверну – там мы отобедали, – а после повел в притон под названием Гуляй-Разгуляй, который показался мне прибежищем всего городского отребья. Я чувствовал себя в этом вертепе не в своей тарелке. Но в конце концов, как говорится, пришлось примириться с неизбежностью. Тамошние завсегдатаи играли по-крупному. Они и меня втянули в игру, хоть я сперва и сопротивлялся. Но, как сами знаете, ваша милость, дурной пример заразителен. Ну я и втянулся. Да вот только, признаться, денежки достаются мне с потом и кровью, и бросать их на ветер я не привык.
– Понимаю, – с улыбкой молвил губернатор.
– И тут я заметил, что два каких-то типа, которые не играли, несколько раз пытались меня обокрасть. Это мне не понравилось. И тогда я по-дружески их предупредил, вонзив кинжал в стол, что пригвозжу руку первому, кто снова попробует стянуть у меня со стола деньги. А те двое только рассмеялись и начали шушукаться меж собой. Потом через какое-то время они обменялись знаками, и приятель моего доносчика потянулся к моему золотишку и урвал-таки с десяток унций. Ну и я, как и обещал, недолго думая, пригвоздил его лапу к столу. И велико же было мое удивление, ваша милость, когда этот тип, который, как я думал, испанец, забывшись, видать, от дикой боли, завопил и начал ругаться на каком-то непонятном языке. И только чуть погодя я узнал, что орал он на английском.