Ахмед поднял одно за веревочную ручку. Он совсем недавно держал это ведро – узнал кислый, резкий запах своей мочи. Но это не остановило его, и он выплеснул ведро на Рашида.
Пламя в одно мгновение угасло. Мокрый человечек изумленно вытаращился на Ахмеда… потом его глаза закатились, и он упал. Ахмед – теперь он двигался быстро – подхватил Рашида и перебросил через плечо. Увертываясь от горящих веревок и искр, сыплющихся сверху, он прыжками спустился по лестнице, которая развалилась за его спиной, и бросился в галерею. Перед ним ковыляли люди, кто-то жалобно кричал и сбивал не желающее гаснуть пламя. Потом Ахмед увидел впереди звезды и побежал к ним.
* * *
Защитники лежали пластом на осыпающейся крепостной стене или валялись на открытом пространстве периболы. Обессилившие генуэзцы, венецианцы и греки слушали только, как крики сменяются стонами и как пламя утихает на обугленных остатках башни.
Григорий пошевелился первым: чтобы вздохнуть, ему пришлось спихнуть с себя тело убитого им турка. Он сполз вниз по покосившимся камням, между набитых камнем бочек. Некоторые мужчины вздергивали головы, тянулись к оружию, хотя они выглядели слишком вымотанными, чтобы поднять меч. Григорий понимал, что сейчас трудно отличить врага от друга, ибо все были измазаны сажей, землей и кровью. «Мир», – произнес он по-гречески и, пошатываясь, прошел мимо. Люди, успокоившись, опускались обратно. Григорию тоже хотелось лечь и лежать. Но сначала он должен проверить, выжил ли человек, который уже второй раз за два дня спас город.
Ласкарь залез на бастион, пригибаясь пониже, ибо кое-где до сих пор виднелось зарево. Сначала он подумал, что шотландец мертв, так недвижно тот лежал, все еще сжимая одной рукой бронзовый насос. Потом Григорий услышал его шепот на родном языке, который, казалось, застревал в горле и заставлял всех, к его огорчению, считать его германцем. Григорий не говорил на нем и не думал, что сможет. Но он достаточно часто слышал, как Грант кричит боевой клич своего клана, и узнал его сейчас.
– Крейгелахи, – слышался шепот. – Крейгелахи.
– Вставай, – прошептал Григорий.
Грант посмотрел на него; глаза были единственным светом на черном лице.
– Она сгорела? – прохрипел он.
– До основания, – ответил Григорий. – Пойдем.
На корточках, прикрываясь последним полуразрушенным зубцом, он оттащил друга подальше, потом закинул его руку себе на плечи.
Люди в периболе начинали шевелиться. Кого-то Григорий узнал, хотя день и ночь боя сделали всех похожими. Даже Командир казался меньше, как будто съежился от усталости, оперся руками о колени, когда говорил.