Мехмед стал солдатом. Вырос в мужчину. Однако же, как и многие, кто сбрасывал жар молодости ради холодного рассудка, он был весьма склонен к сомнениям. Минуло семь недель – а все его побуждения и изобретения не привели к успеху. Бон по-прежнему не дает самым большим кораблям войти в Рог. Стены, которые разрушают его пушки, заделывают деревянными палисадами, и греки защищают их с той же энергией, что и камень. Его галереи обнаружили и взорвали, его башню пожрал огонь. Воины Аллаха волнами бросались на штурм, но знамя Пророка взвилось над бастионом только раз… и всего на мгновение.

Хамза смотрел на султана, размышляя, как начать, как побороть сомнения, оставленные двумя старыми пашами, как мешок мусора на столе. Он колебался, подыскивая слова… и тут в лагере почти одновременно начали свой призыв два муэдзина. У обоих были прекрасные голоса – один с огнем молодости, с драматичной страстью в восходящих нотах; второй, старший, с голосом как шелк, чей призыв звучал почти обольщением. У каждого были свои сторонники. И когда трое мужчин сняли тапочки, встали на колени, коснулись лбами пола и начали шептать молитву: «Господь велик. Господь велик. Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – Пророк Его», – Хамзе показалось, что смесь этих призывов – именно то, что требуется Мехмеду. Огонь, сдержанный размышлениями. Сталь, обернутая шелком.

Когда молитва закончилась, Хамза был готов. Он рассмеялся.

– Старые козлы! – воскликнул адмирал. – И как только им удается ради своих целей превращать хорошие новости в плохие!

– Хорошие новости, Хамза?

– Бригантина, повелитель горизонта. Она вернулась в Константинополь с горестными вестями – никакой христианский флот не придет, папы и короли покинули их, голодающие греки остались одни – а кастрированный баран Кандарли Халиль и его овца Исхак-паша блеют: мол, флот не нашли, но это еще не значит, что он сюда не идет. Они предпочитают то, чего нет, тому, что есть.

Заганос нетерпеливо подался вперед:

– Истинно блеют! И так всегда с этой парочкой. Блеют «неа» на всё, что вы предлагаете, господин. «Не-еа-аа-аа-аа…»

Албанец растянул губы и высунул язык, очень удачно изобразив животное.

Оба мужчины рассмеялись.

– Это правда. Все, чего я достиг, они приписывают Божьей воле. Все неудачи – моим ошибкам, – сказал Мехмед.

– Именно так, – кивнув, продолжил Хамза. – Но зачем тогда прислушиваться к ним? Даже если флот придет – хотя нет никаких признаков, – с чего нам беспокоиться о еще одной тысяче христиан? К чему беспокоиться о десяти тысячах? На Косовом поле вы перебили в три раза больше, господин, во славу Аллаха. Пусть приходят, так я говорю.