Григорий обернулся к выжившим.

– Наложите стрелу, если она осталась, – сказал он, подбирая свой лук; в колчане, который он накинул на плечо, было лишь две стрелы. – И держитесь поближе ко мне.

Они спустились по лестнице до уровня стены. Григорий отодвинул засовы на двери и шагнул наружу. По всей длине укрепления были турки, и еще больше поднимались сюда по широкой лестнице. При виде греков они заорали. Но с другой стороны пока никто не поднимался.

– Стреляй! – скомандовал Григорий.

Из десятка пущенных стрел три попали в цель, остальные ушли выше или были встречены торопливо поднятыми щитами. Турки разбежались. Григорий повернулся и быстро повел своих людей в противоположную сторону.

Вскоре вниз пошла другая лестница. С ее верхней площадки Григорий видел людей, бегущих в город. Пока только греки и их союзники, но скоро за ними последуют турки. Сейчас он видел, что происходит по обе стороны стены. На некоторых бастионах еще развевались флаги защитников города, Венеции, Генуи. На других уже подняли зеленое знамя Пророка или знамена орт. Вести о поражении распространялись быстро, и люди бежали или держались в зависимости от своей воли или случая.

Голос за спиной отозвался на его мысли.

– Теперь каждый сам по себе, – сказал Феодор из Каристоса. – Иди с Богом, сынок.

Старик последний раз пожал Григорию руку и исчез. Исчезли и остальные лучники, присоединились к тем, кто сейчас бежал по стенам в город. Но Григорий задержался, вглядываясь в периболу. Она кипела. Он знал, что султан привел огромную армию. Он сам какое-то время ходил среди них. Но эта орда внизу!.. Она была неисчислимой, и каждый человек из нее стремился попасть в город; эта масса на время закупорила все входы.

Все кончено. Константинополь пал. Хотя его предсмертная агония еще будет длиться какое-то время, пока его опустошают завоеватели, – вскоре на труп ляжет саван, и тысяча лет истории, Рима Востока, Византии, будет погребена в его священной, легендарной земле.

Григорий поднял руку – к влаге на лице. Розоватая от крови, но все же вода. «Что ж, – подумал он, пожимая плечами. – Одна слеза для моих родителей. Одна для моих предков. И остальные – городу, моей матери, величайшему из всех».

Он в последний раз взглянул вниз, туда, где некогда парил двуглавый орел, а сейчас не было ничего. Потом повернулся на север и вытер глаза.

– Пусть у меня больше не будет причин плакать, – вслух произнес Ласкарь, молитву и решение разом.

Его путь лежал туда, на встречу в церкви. Две встречи, вспомнил он, если обе женщины сдержат слово. Григорий не знал, как будет объяснять одной присутствие другой. Но если обе они будут в безопасности и он сможет уберечь их, этого будет достаточно – пока.