Мы, как заведённые, выполняли ежедневные ритуалы — поднять флаг в восемь, спустить флаг, сыграть отбой на закате. Мы проводили построения и писали отчёты, выставляли караулы и так далее, но из всех этих действий быстро улетучивались жизнь и смысл.
17 октября на борту немецких подводных лодок поднялась суматоха. Когда они приготовились к выходу в море, мы узнали, что Берлин спешно отзывает подводные лодки. Субмарины поменьше затопят в заливе; более крупные попытаются дойти до Германии через Гибралтарский пролив. Мы помахали на прощание нашим могущественным союзникам, за последние четыре года ставшим грозой морей. Мы восхищались ими и завидовали, но никогда особо не любили. Большинству из них удалось добраться до Германии; некоторые затонули по пути; кое-кто просто пропал.
На следующий день около полудня в заливе Теодо поднялась суматоха: гремели орудия на кораблях, стоящих на якоре, и на огневых позициях на ближайших вершинах; выли корабельные сирены и гудели двигатели аэропланов; ужасный шум умножался стократно, отражаясь эхом от склонов гор. Это был очередной воздушный налет: на этот раз семь или восемь итальянских бомбардировщиков «Капрони». Мы ждали падающих с визгом бомб, но вместо этого сбросили открывшиеся в воздухе контейнеры, засыпавшие залив листовками. Одна из них мягко трепетала на причале в Дженовиче, у самых моих ног. Я поднял листок с текстом на сербско-хорватском и прочитал:
Я показал это двум своим матросам, хорватам Прерадовичу и Байке. Они улыбнулись и посмотрели на меня спокойными серыми глазами.
— Разрешите доложить, герр командир, мы не относимся серьёзно к подобной ерунде. Там сказано о южных славянах, но ведь аэропланы были итальянскими, а мы знаем, что итальянцы хотят захапать побережье и острова вплоть до самого Триеста. С какой стати нам менять правительство в Вене на правительство в Риме?