— Кто это? Во что играют эти идиоты?
— Это мадьяры нападают на словаков.
— Нет, это красные и монархисты. Говорят, они собираются провозгласить Республику рабочих, когда доберутся до Вены.
— Вздор, это поляки и украинцы.
— Совсем обезумели, — пробормотал Легар, пока мы тащились вперед. — Бог знает, сколько миллионов погибло в этой чертовой войне, а им еще недостаточно убийств.
Мы подошли к Адельсбергскому туннелю. Вход был усеян трупами людей, свалившихся с крыш. По каменному арочному проему были размазаны мозги и волосы. Мы побрели вперед по гулкому туннелю, а когда мимо прогремел встречный поезд, прижались в темноте к стенам, с которых сочилась вода. Потом где-то вдали взвизгнули тормоза. Позже мы узнали, что поезд врезался прямо в толпу венгров и словаков, слишком поглощенных этническими спорами и не заметивших его появления. Двадцать человек погибли, а еще больше стали калеками. Общий вердикт был: «Так им и надо».
Остальная часть поездки в Вену прошла утомительно, но относительно гладко, не считая перестрелки в Цилли, когда солдаты с фронта Изонцо пытались украсть наш паровоз, потом мы потащились через перевал Земеринг. Города и поселки пролетали как сны, а мы читали или играли в карты на соломе. Мое главное воспоминание — центральный парк в Лайбахе с лошадьми из артиллерийской батареи, бродящими без цели и ощипывающими деревья и клумбы, прямо там, где покинули их двуногие хозяева. Такой уж был конец черно-желтой империи - старую Австрию не свергли, она просто рухнула, как старый прогнивший сарай.
Наконец, на рассвете 11 ноября мы прибыли в столицу. Само собой разумеется, вернувшихся с фронта австрийских воинов не встречали с духовым оркестром и цветами, вместо этого нас вытолкали из скотовозок у Матцляйндорфского товарного склада, и в утреннем сумраке мы как призраки разбрелись по истрепанному голодному городу, превратившийся в мусорную корзину для человеческого мусора исчезнувшей империи. Некоторые вернулись домой и стали дополнительным ртом в семье, другие отправились в следующий этап своего путешествия - в Лемберг, Брюнн и Краков.
Но перед окончательным расставанием остатку экипажа U26 предстояло завершить одно дело. Я увидел поодаль человека в морской шинели с карандашом и планшетом. На рукаве у него красовались полоски фрегаттенкапитана, и я решил, что мы должны сделать последний доклад ему. Я нащупал в нагрудном кармане распоряжение для U26. Потом мы четверо выстроились перед ним в шеренгу, и я отдал честь. Он посмотрел на нас и хмыкнул.
— Чего вы хотите?