– Байете! – раздалось в третий раз, и танец начался. Ступая след в след, покачиваясь и распевая, шеренги воинов приближались к тронному креслу Мзиликази. Сложные фигуры исполнялись одновременно и так слаженно, словно полки были единым живым существом. Шиты, похожие на чешую гигантской рептилии, скрещивались и вращались, пыль клубами взвивалась кверху, и танцующие появлялись из нее, как привидения. Вокруг их ног мелькали юбки из хвостов циветты, из шкур обезьян, лис и леопардов, и казалось, будто воины оторвались от земли и парят на облаке пыли в мягких волнах мехов.

Из рядов танцующих выскакивали лучшие бойцы, герои каждого полка, выкрикивали «Гийя!» и совершали невероятные прыжки, яростно пронзая копьем воздух. Под жарким солнцем с блестящих черных тел брызгал пот.

Волна всеобщего возбуждения охватила и короля: он один за другим осушал подносимые служанками горшки с пивом, глаза его вылезли на лоб. Не в силах больше сдерживаться, Мзиликази с трудом поднялся с кресла и заковылял на опухших, изуродованных ногах. Воины расступились, освобождая место для повелителя.

– Мой отец – лучший танцор в стране матабеле, – гордо произнес Ганданг, сидевший на корточках возле Зуги.

Старый король попытался подпрыгнуть, но не сумел оторваться от земли. Он шаркал ногами, хватал руками воздух и тряс церемониальным копьем.

– Так я убил Баренда из племени гриква, и так погибли его сыновья!

Народ взревел.

– Слон танцует, и земля трясется!

Под топот десяти тысяч босых ног король описывал круги в жалкой пародии на воинственные танцы героев.

– Так я отверг тирана Чаку и так отрезал перья с головы его гонцов! – визжал Мзиликази.

– Байете! – гремела толпа. – Отец всего мира!

Король, изнемогая, рухнул в пыль. Ганданг и двое других сыновей подбежали к нему.

Они осторожно подняли отца и отнесли обратно в кресло. Лобенгула, старший сын, подал горшок с пивом. Напиток заливал подбородок, стекая на тяжко вздымавшуюся грудь старика.

– Пускай народ танцует, – выдохнул король.

Ганданг вернулся к Зуге и сел рядом на корточки.

– Отец очень любит танцы, почти так же, как войну, – пояснил он.

Вперед выступили девушки, ряд за рядом, сверкая темной кожей в ярких лучах полуденного солнца. Крохотные бисерные фартучки едва прикрывали темные треугольники внизу живота. Зазвенели чистые нежные голоса, исполняя священную песнь.

Мзиликази снова встал с кресла и двинулся вперед. Проходя перед рядами, он взметнул к небесам ритуальное копье, дирижируя пением, и принялся приплясывать, пока сыновья не вернули его на тронное кресло.