Наконец появилась Констанция. Кто-то из медсестер наверняка предупредил ее: девушка нетерпеливо вертела головой по сторонам, выглядывая гостя сияющими глазами. На отутюженном и накрахмаленном халатике в розовую полоску выделялось белое пятно фартука, шапочка была кокетливо сдвинута набок. На груди поблескивали квалификационные значки: операционная сестра, акушерка и так далее. Заплетенные в мелкие косички волосы были уложены в замысловатые узоры, на что требовалось немало времени и терпения. На лице классической красавицы-нгуни, круглом, точно черная луна, выделялись огромные глаза; белоснежные зубы сверкали в улыбке. Спину она держала прямо, в узких плечах чувствовалась сила. Под белым фартуком выступали округлые крепкие груди, тонкая талия переходила в широкие бедра. Констанция двигалась с особой африканской грацией, будто танцевала под одной ей слышную музыку.

Самсон помедлил пару мгновений, с удовольствием разглядывая девушку, потом все же поднялся.

— Я вижу тебя, Самсон, — пробормотала она, останавливаясь перед ним, и вдруг, засмущавшись, опустила взгляд.

— Я вижу тебя, любимая, — тихонько ответил он.

Они не прикоснулись друг к другу: прилюдное проявление чувств осуждалось традициями и было бы противно обоим.

Констанция была одной из любимых учениц Гидеона Кумало. Проблемы со зрением вынудили Гидеона выйти на пенсию, его жена умерла, и девушка перешла жить к старику, заботилась о нем и вела хозяйство. Так она и познакомилась с Самсоном.

Они неторопливо шли вниз по склону к домику, и Констанция довольно непринужденно болтала, рассказывая Самсону обо всем, что произошло в его отсутствие. И все же в ней чувствовалось какое-то напряжение. Дважды она оглянулась, и в ее глазах промелькнул страх.

— Что тебя беспокоит? — спросил Самсон, когда они подошли к калитке.

— Откуда ты знаешь… — начала девушка и осеклась. — Впрочем, ты всегда все про меня знаешь.

— Так в чем же дело?

— «Парни» здесь, — ответила Констанция.

У Самсона мурашки по коже побежали — «парнями» и «девчатами» называли партизан, бойцов революционной армии Зимбабве.

— Здесь? — переспросил он. — В миссии?

Девушка кивнула.

— Их присутствие ставит всех под угрозу смерти, — с горечью произнес он.

— Самсон, любимый, мне нужно тебе кое-что сказать, — прошептала она. — Я больше не могла пренебрегать своим долгом и присоединилась к ним. Теперь я тоже одна из «девчат».

Ужинали в комнате в центре дома, которая служила одновременно кухней, столовой и гостиной. Вместо скатерти Констанция застелила выскобленный деревянный стол газетой «Родезиан геральд», в которой текст перемежался пустыми колонками — безмолвный протест редактора против драконовских мер государственной цензуры. На середину стола девушка поставила кастрюлю с рассыпчатой кукурузной кашей, рядом — небольшую миску с требухой и лимской фасолью. Наполнив тарелку старика, Констанция дала ему ложку и осталась сидеть рядом, нежно направляя его руку и вытирая рассыпанную еду.