— Успокойтесь, пожалуйста, и дайте мне закончить чтение, — попросил Марти.

Руфь протянула Марти ножик, и тот, дрожащей рукой срезав печать, стал читать:

Писано в Барселоне, 10 декабря 1055 года.

Мой любимый, ненаглядный Марти!

Я не знаю, попадёт ли когда-либо это письмо в ваши руки и буду ли я к тому времени жива. Но вы должны знать, что письмо, которое вы получили в последний раз, меня заставили написать против воли. Я люблю вас всем сердцем и ничего не желаю так страстно, как быть рядом с вами, но это было бы слишком чудесно, я этого недостойна.

Я пала жертвой прихоти моего отчима. Он обесчестил меня и продолжает насиловать всякий раз, когда ему заблагорассудится, угрожая, что прикажет пытать Аишу у меня на глазах.

Когда это происходило, мне казалось, будто я умерла, и я уносилась мыслями далеко-далеко — к вам. Я не знаю, как долго у меня хватит сил выносить эту муку, но знайте, что мое сердце по-прежнему принадлежит вам и мой последний вздох будет для вас.

Любящая вас до последнего часа

Лайя Бетанкур

Рука Марти бессильно упала на ложе; Руфь тут же схватила письмо и принялась читать.

— Сеньора, не побоюсь сказать, что вы спасли мне жизнь, — объявил Марти. — Я буду вам благодарен до конца дней. А пока прошу вас подождать здесь, пока Руфь, моя наречённая, вручит вам свидетельство моей благодарности.

От этих слов глаза Руфи засияли.

— Мне ничего не нужно, сеньор, — ответила гостья. — Лишь память о матери заставила меня исполнить данное ей обещание.

— Вы назвались вдовой и сказали, что вы почти разорены. Отныне вы никогда и ни в чем не будете нуждаться — ни вы, ни ваши дети.