Все трое прислушивались сначала к стихающим шагам обманщика-Барассена.

– Лишь бы он не вздумал спрятаться в твою повозку вместо того, чтоб бежать, – сказал крестьянин проводнику.

– Нет. Наш господчик понимает, что ему не поздоровится в нашем краю, и воспользуется ночью, чтоб улепетнуть подальше.

– Скорей же к потаенному месту! – вскричала девушка.

– Тем более что молодой человек, по-видимому, теряет терпение, – ответил Генюк.

– А! Это молодой человек? – спросил проводник.

– На вид ему не больше двадцати четырех.

– Он ранен?

– Немного контужен. Куда больше он изнемог от голода и усталости. Два дня он уже просидел там и почти все время спал от утомления. А теперь, вероятно, голод разбудил его.

Говоря так, бретонец подошел к широкому камину и отгреб лопаткой к стороне золу и головни.

– Он там, внизу, – прибавил он. – Некоторые устраивают потаенные места за стеной камина, но синие знакомы с этой хитростью. Поэтому я устроил свое убежище под самым камином. Вчера они грелись три часа, не подозревая, что под огнем находился один из их врагов.

– Но он там изжарится совсем? – спросил проводник.

– Нисколько. Камин прилегает к толстой стене, за которой находится погребок, идущий до самой дороги.

– Однако пленник может умереть там с голоду, если его не освободят, – заметила Елена, с нетерпением следившая за всеми движениями Генюка, очищавшего опускную дверь камина.

– Да, – ответил крестьянин, – красивый мальчик, который сидит теперь в западне, легко может погибнуть с голода. Вчера синие сидели у меня на шее, когда я втолкнул его туда и впопыхах не успел даже предупредить, что существует другой выход.

Генюк кончил свою работу. Под золой оказалась крепкая железная пластина.

– Вот! – начал он. – Нам остается только поднять крышку на вот этих двух болтах, и наш юноша может выйти.

Мы сказали, что Генюк не зажигал смоляного факела, – обычное освещение в домах всех бретонцев, – чтоб не привлекать внимания республиканцев. Гости и хозяин довольствовались ярким пламенем камина, но теперь опускная дверь едва освещалась красноватым отблеском перегоревших головней, отодвинутых в угол очага. Вся же остальная часть избы скрывалась в густом мраке. Генюк снял блоки, придерживавшие еще теплую крышку, и поднял опускную дверь с помощью железной рукоятки топора.

Елена и проводник увидели зияющее темное четырехугольное отверстие, над которым шуан нагнулся, говоря: – Теперь, любезный господин, можете выходить. Только не слишком опирайтесь на лестницу, а иначе поплатитесь за свою неуклюжесть.

– Благодарствую за совет, голубчик, – ответил голос из глубины погребка.