Королева отшатнулась с криком:

– Неужели вы еще хотите связать мне руки! Королю этого не делали!

Судьи обратились к Сансону:

– Исполняй свою обязанность.

– О Боже Великий! – шептала бедняжка.

Получив приказ, палач грубо схватил ее руки и скрутил за спиной. Она подняла глаза к небу, но уже не плакала.

Связав королеве руки, Сансон стащил с головы ее чепец и отрезал волосы. Королева, чувствуя прикосновение стали и думая, что ее хотят убить в тюрьме, быстро обернулась и увидела, что палач скручивал ее волосы и клал их в карман.

– Подай их сюда, – приказал президент, отнимая волосы, которые потом были сожжены в прихожей Консьержери.

Приготовленная к казни, Мария-Антуанетта стояла, прислонясь одним плечом к стене, в ожидании телеги…

На этом слове история Барассена была прервана несколькими громкими ударами.

– Синие! – пробормотал испуганный верзила.

Стук разбудил бретонца Генюка, уснувшего во время рассказа на французском языке, из которого он ровно ничего не понимал.

– Генюк, стучат. Это, без сомнения, республиканские солдаты, – сказал проводник.

Удары повторились.

Крестьянин улыбнулся, услыхав их.

– Нет, – ответил он, – это не синие. Это другой.

– Какой другой? – спросила Елена.

– Так вы не помните, что я вам говорил? Кроме этого великана я принял в свой дом еще преследуемого вандейца. Сегодня утром республиканцы обшарили здесь каждый угол, но не нашли его. Теперь, должно быть, молодец соскучился в своем тайнике и просит выпустить его на свет божий.

– Так отворим ему, – сказала мадемуазель Валеран.

По приглашению Елены Генюк поднялся со скамьи, чтоб идти освобождать заключенного, но прежде чем он успел сделать движение к его убежищу, Шарль быстро сказал ему: – Не трогайся с места, нет никакой надобности указывать этому громадному черту потаенное место.