– О! – отвечал Ивон. – Этот громадный дьявол еще здесь. Ты можешь возобновить с ним знакомство, когда он проснется.

– А что, скажи-ка ты мне, по-видимому, тебе понравился дом, если ты вернулся сюда через одиннадцать месяцев.

– Мне не надо бы возвращаться, потому что я и не выходил отсюда.

Кавалер рассказал историю своей раны и любви к госпоже Сюрко.

– И вдовушка хороша? – спросил с беспокойством Кожоль.

– Прелестна и добра. Ты ее увидишь скоро, теперь ее нет здесь. Я без ума от нее, мой добрый Пьер.

– Еще бы! Вижу. Так ты ничего не чувствуешь больше в глубине сердца… знаешь… к той… во время… в Ренне… когда я дал тумака в живот пирожнику… ее кажется, звали мадемуазель Валеран… я не знаю, ни ее имени, ни ее лица.

– Елена! – вскричал Бералек презрительно. – О! Эта подлая никогда не любила меня.

Кожоль с нетерпением ожидал этого имени. В долгие томительные часы заключения его мысль невольно обращалась к этой женщине, которую он держал в объятиях, когда она принимала его за другого. И тогда же он решил, что эта женщина – мадемуазель Валеран, первая любовь Ивона. Имя Елены, которое так часто повторял Баррас, а теперь назвал и кавалер, подтвердило предположение Кожоля.

– О, – сказал он, – ты говоришь, что она тебя никогда не любила? Но это ничем еще не доказано.

– Ты с ума сошел, Пьер! Я видел эту двуличную женщину на коленях подлого Жана Буэ… и она целовала его!

– Под этим, вероятно, кроется какая-нибудь тайна, которую мы не потрудились разведать.

Бералек с удивлением посмотрел на друга, интересовавшегося женщиной, о которой прежде никогда не заботился.

– Хорошо, – сказал он, – обойдем молчанием поступок с Жаном Буэ. Но эту же женщину, которую ты теперь защищаешь, я встретил у развратника Барраса, выставлявшего ее напоказ всему свету как свою любовницу.

– Ну, часто мужчина компрометирует женщину, а сам не дотронулся и до ее мизинца, – возразил Кожоль, который, подслушав в замочную скважину разговор в будуаре Малого Люксембурга, прекрасно знал, какое место Баррас занимал в сердце Елены.

– Она его любовница, говорю тебе, и в ее прошлом есть позорные поступки. Воображая, что я посвящен в ее тайны, она хотела помешать мне открыть их Баррасу и послала за мной убийц, едва я покинул бал.

– А, так ты приписываешь это злодеяние Елене? – вскричал граф, возмущенный обвинением, в несправедливости которого он был уверен.

– Кто же другой захотел бы покуситься на мою жизнь? Я был только двенадцать часов в Париже, где никого не знал.

– Что, если я знаю об этом? Только я мог бы доказать тебе, что не она задумала это убийство.