То же самое происходило и в Германии, где, несмотря на разрушение или повреждение 324 тысяч домов, 3,2 миллиона человек получили новое жилье к концу 1943 года. Сразу же после огненного шторма в Гамбурге, спалившего 61 % города, туда начали возить питьевую воду, используя танкеры. Начиная с этого дня быстро восстановили городские службы, а временное жилье получили 90 % из 300 тысяч жителей, оставшихся в городе и потерявших все. Это значило, что всего через четыре месяца после удара, сравнимого по эффекту с ядерной бомбой в пять килотонн, промышленность Гамбурга работала на 80 % обычного. Апокалиптический ландшафт Гамбурга был очевиден, если смотреть с разведывательных самолетов; но на земле, невидимый, город бурлил жизнью[421].

«Разрушенные города можно эвакуировать, – сказал Геринг, – но разрушенную промышленность заменить трудно». Значительное падение промышленного производства вовсе не было так очевидно в городах, которые бомбили. Налеты отвлекали ресурсы противовоздушной обороны и истребители, а в тех и других остро нуждались на фронтах. Однако кампания «лишение жилища» не привела ни к серьезному падению духа, ни к заметному сокращению рабочей силы на фабриках[422].

Требовалось очень много усилий, чтобы убить город, несмотря на ужасную мощь оружия и на лишения жителей. Пока гражданская администрация продолжала работать, оставалось какое-то обеспечение удобствами и пищей, урбанистическая жизнь продолжалась. До самого конца войны, когда Германия просто развалилась, базовые потребности миллионов гражданских удовлетворялись. И Британия, и Германия сумели создать прочные системы, которые смягчали худшие эффекты воздушных бомбардировок. Тут были и бомбоубежища, и срочное обеспечение средствами первой необходимости сразу после атаки, и многое другое. С обеих сторон силы гражданской обороны показали себя с лучшей стороны, защищая жизнь своих городов. Волонтеры исполняли роль дружинников ПВО, пожарных, медсестер, посыльных – делали то, что требовали обстоятельства. Население городов научилось, как вести себя во время налетов, как оказывать первую помощь, как обходиться с невзорвавшимися бомбами и погасшими «зажигалками».

Чувство, что все были вместе в этом деле, каждый играл свою роль в войне, усиливало стойкость. Паника начала войны превратилась в усталое негодование по мере того, как бомбардировки продолжались. Опрос, проведенный в марте 1941 года в Британии, показал, что только 8 % жителей рассматривают налеты как худшую сложность войны. Немцы, которых спрашивали, почему война оказалась проиграна, только в 15 % случаев назвали воздушные рейды. Драматический вид поврежденных зданий вовсе не означал, что в такой же степени повреждены и социальные связи; дух тысяч городов оставался живым благодаря жителям[423].