Не шибко-то Зеркалов и удивился. Лишь вздохнул.

— Жалко. Людей у меня мало. Ладно, с арестами Журавлёв управится. А тебе поручу другое дело. Оно хитрости не требует, только расторопности и отваги.

— Вот это по мне. — Никитин повеселел. Навлекать на себя гнев начальника, а пуще того Василисиного попечителя, ему не хотелось. — Сказывай!

— Штрозак сказал, что послы времени терять не станут. Повелят ударить немедля, прямо в завтрашнюю ночь. Ежели у заговорщиков всё готово, тянуть незачем. Ведь «псы Преображенские» к ним совсем близко подобрались. — Гехаймрат усмехнулся. — Как только ударит взрыв, злодеи запалят Москву с двух сторон. Где именно, Фролка не знает, потому что на поджог назначены стрельцы, ему не известные. Даже если всё прочее у нас выйдет ладно, от ночного пожара может много лиха учиниться. Дома сгорят, людишки московские ни за что загинут. Жалко души христианские, и казне убыток. Дам я тебе, Микитенко, конный отряд со всем нарядом, потребным для огнетушения. Телеги противопожарные, бочки с насосами, багры и прочее. Будь наготове. Чуть что — посылай половину людей к одному поджогу, а со второй половиной скачи к другому. Спасай город.

Вот это дело Дмитрию было по душе и по сердцу. Он пообещал, что не даст потачки ни огню, ни поджигателям. Гехаймрат тут же написал именем князь-кесаря грамотку в пожарный приказ — чтоб во всём слушали прапорщика Микитенку, не то ответят головой. И ушел Никитин, озабоченный, но довольный. В горнице остались двое, Зеркалов да Ильша.

— Остальным двоим доверены дела важные, а тебе, Иванов, втрое важней, — вникновенно молвил начальник, называя Илью так, как тот записал себя в приказе — по отцовскому имени.

— Куда уж важней? — удивился Ильша, разглядывая ястребиное лицо Автонома Львовича и не находя в нём никаких черт сходства с племянницей.

— Завтрашней ночью палаты князь-кесаря взлетят на воздух. Без взрыва англицкий посол не отправит донесения, и стрельцы себя не выявят. Значит, взрыву быть. От Фрола известно, что особые соглядатаи приставлены смотреть, когда Фёдор Юрьевич домой вернётся, и до тех пор, пока не дадут знака, фитиль поджигать нельзя. Зная о том, князь всё-таки войдёт в терем, ибо государева польза ему милее собственной жизни.

— Неужто даст себя взорвать? — еще больше поразился Илья. — Экий, тово-етова, отчаянный.

Зеркалов пропустил это язвительное замечание мимо ушей.

— Я знаю, ты — искусный механикус, с золотой головой и золотыми руками. А ведаешь ли взрывное дело?

— Чего там ведать? Нехитра наука. Часы делать или собирать замки с секретом куда трудней.