— Не дам, чтоб твою красу чужой мужик брил. Лучше уж я сама. Я умею. У Петруши кожа нежная, так я научилась брить лучше любого цирюльника.

И вспомнила сладостнейший каждодневный миг, когда любимый бывал совсем близко, она вдыхала запах его волос, безо всякой опаски касалась пальцами его лица, шеи. Ах, как-то он там? Поди, оброс щетиной, бедняжка…

Представляя, будто перед нею Петруша, княжна так ласково и бережно свершила брадобритие, что укутанный полотенцем Никитин чуть не растаял в кресле.

Осмотрела Василиса свою работу и осталась довольна. Борода нужна мужчине, у которого плохое лицо, думала она, ибо волосы могут спрятать и злобу, и глупость, и слабость. А хорошему лицу борода ни к чему. Даже коли оно некрасивое, то будучи открыто взглядам, всё равно станет лучше. Если же мужчина и хорош, и красив, как Митя, получится одно заглядение.

Не удержавшись, она поцеловала Никитина в новорождённую щёку.

— Ошиблась я насчёт святого Димитрия. Это его у нас на иконах с бородой пишут, по-русски. Однако он был патриций, а римляне лица брили. Значит, теперь ты как раз и стал вылитый стратиг солунский.

Она бережно собрала снятые волосы, завернула в лоскут и отдала ему, чтобы собственноручно закопал в землю. Всякому известно, что состриженные волосы и ногти нужно оберегать от чужих — не дай Боже попадут к лихому человеку, и наведёт порчу.

После бритья, а особенно после поцелуя Никитин пошатывался, как пьяный. Смотрел на княжну так, словно ничего не понимал.

— Сколько счастлива будет дева, к которой ты посватаешься, — молвила Василиса, любуясь на офицера.

Сказано было не без лукавства. Что на это ответит молодой человек, она, конечно, догадывалась, но удержаться не смогла. Очень уж Митя был пригож свежебритый, в своём красном мундире.

Ни дева, ни её кавалер, во все глаза смотревшие друг на друга, не услышали, как в соседней комнате раздался деревянный скрип, простучали шаги. Дверь без стука распахнулась.

— Ты, верно, и есть господин прапорщик Микитенко, — раздался писклявый голос, от которого Дмитрий и Василиса вздрогнули. — Я сержант Журавлёв. Прислан за тобою. Десятников арестовывать мне не велено. Их возьмут вместе с прочими ночью, у Преображенского. Мне же приказано быть с тобою.

Что он говорил про каких-то десятников, Василиса не поняла. Удивило её другое.

— А откуда ты знал, где Дмитрия Ларионовича искать? — спросила она, прижимая к носу надушенный платочек — от Журавлёва несло, как от помойной ямы.

— Начальник сказал. Ступай-де ко мне домой, там его и найдёшь.

Княжна от этих слов призадумалась, Никитин нахмурился.