Ларин толкнул дверь, и она отошла в темноту – с тихим скрипом, тяжело, как будто весила несколько тонн.

Дверь открылась почти полностью, на него пахнуло затхлым, застоявшимся воздухом, такой обычно бывает в подвалах, которые очень давно не проветривались.

Едва уловимый шорох, на грани человеческого слуха, заставил его вздрогнуть. Рука, сжимающая фомку, качнулась, мышцы предплечья напряглись. Он застыл. Опять шорох, чуть дальше за дверью, правее, и вслед за ним – тонкий, противный писк, похожий на передающую азбукой Морзе рацию.

Крысы. С одной стороны, это хорошо, крысы не будут селиться, где нечего есть и пить, значит, какой-то ход отсюда существует. Но совершенно необязательно, что он в него пролезет. Если, конечно, вообще найдет.

Ларин чертыхнулся. Он не любил крыс. Ступать в кишащую крысами темень совсем не хотелось, он читал где-то, что голодные крысы могут сожрать человека заживо. У Стивена Кинга был рассказ про парня, который работал в ночную смену и вызвался чистить примерно такое же подземелье, где его благополучно сожрали серые хвостатые монстры. Впрочем, старый любитель ужастиков мог и приврать.

Постояв несколько минут, прислушиваясь к царапающим звукам из-за двери, он достал из кармана фонарь и шагнул вперед. Времени оставалось совсем немного, нужно было замуровать пол наверху в подвале школы и успеть его высушить, чтобы не осталось и следа.

Ищейки Успенского, или кого он пошлет, вполне могут привести собаку, поэтому он набрал в хозяйственном магазине нафталина и хлорной извести, белые ядовитые горки которой точно не вызовут подозрений, ее повсеместно использовали для дезинфекции и в школах, и даже в детских садах, а для собачьего нюха этот порошок был смертельным.

Сделав пару шагов, он очутился в длинном тоннеле, похожем на широкую трубу, по центру которой была проложена узкоколейка. Поначалу он подумал, что это метро, как в том фантастическом романе, но это было не метро. Ошметки старых газет, разбросанных в беспорядке, надписи на стенах – «1961 Петя Климов», «Ясный свет, которого нет», «Курилка», «Все там будем», «Жизнь прекрасна, но она напрасна», «Труд делает из человека скотину», «Прощай Сеня брат, 1962», «Нам конец 16.10.1962».

Ларин водил фонариком по стенам и не мог понять, что это такое. Что было в тысяча девятьсот шестьдесят втором, к чему все эти записи, не отличающиеся особым оптимизмом? Напоминает подготовку к эвакуации. Может быть… Когда был Карибский кризис? Он попытался вспомнить, но не смог. Примерно тогда и был.

Крысы серым живым веером разбегались перед ним, мельтеша красноватыми глазками, оглядываясь и злобно поскуливая: им было совершенно непонятно, кто мог набраться такой наглости, чтобы потревожить их бесконечный покой.