Привстав на локтях, он собрал все силы и, ерзая разбитыми коленями, постанывая от пронизывающей все тело боли, выбрался на бетон. С его спины упали доски, посыпалась земля. Сил совершенно не оставалось. Но время гнало его вперед.

Выплюнув кусок земли (он надеялся, что это все-таки земля), Ларин, кряхтя, поднялся на ноги, прихрамывая, подошел к фонарику и взял его в руки.

Крысы теперь совершенно не смущали его, он даже перестал обращать на них внимание. Все его помыслы были направлены на дыру, содержимое которой чуть не погребло его в тоннеле.

Разломанный надвое гроб съехал вниз и теперь лежал поперек узкой, присыпанной черной землей колеи. Рядом, в неестественной позе, сложенный пополам, лежал скелет, пялясь в пустоту глазницами, заполненными черной землей.

– Черт! – ругнулся Ларин. Он хотел было накрыть голову, но было нечем.

Куча земли под разломом выросла. Но теперь на том месте, где раньше торчала рука и доски от гроба, образовался небольшой, но вполне рабочий лаз. Он мог бы в него протиснуться.

Ларин подумал, потом взял доски, оставшиеся от гроба, и укрепил стены вала. Не бог весть что, но немного держать будет.

Он начал взбираться, держась за доски, схватился за край бетонного потолка, сунулся в лаз, подтянулся, ноги при этом ерзали по сыпучему валу. Второй раз падать было нельзя. Цепляясь за рыхлый разлом, он карабкался вверх, потом, когда смог упереться ногой в осколок бетонного потолка, предварительно проверив его на прочность, привстал, выпрямляя конечности, и вытянулся. Ручеек земли сочился вниз, но голова уже вылезла наружу – в темное помещение с разломанной плиткой. Уцепившись за торчащую балку, он напрягся и вывалился наружу.

Где-то вдалеке залаяла собака. Он не рискнул включать фонарик. В помещении, где он очутился, было окошко, оно располагалась высоко под потолком, контуры которого едва проступали в темноте. Утренний серый рассвет чуть проникал сквозь мутное стекло, но и этого было достаточно, чтобы понять, куда он попал.

Это было похоже на усыпальницу. Ларин лежал на спине и пытался отдышаться. Со стены на него смотрел распятый Иисус, покрытый сетчатой бязью паутины, молча и укоризненно вопрошал: «Что ты здесь забыл, сын мой, в столь ранний час? Не слишком ли нагло ты явился сюда без предварительной записи?»

Ни одной мысли не приходило ему в голову. Он так устал, что не мог двинуться с места. Язык присох к нёбу, горло опухло от жажды. «Пить… как же я хочу пить», – подумал он. Но в склепе не было ничего похожего на автомат кока-колы.

Ларин вспомнил, что в заднем кармане джинсов должен лежать телефон. Если, конечно, он не разбился при падении. Кряхтя, он протянул руку, ощупывая собственную задницу.