– Сама… – она вскинула на Гудошникова виноватые глаза. – Однажды я сама начала читать и поразилась… Это поэзия!.. Честное слово, я плакала… Читала и плакала – так это было хорошо… Я хочу, чтобы и они почувствовали… Я их настрою, объясню, покажу, и они поймут!

Никита Евсеич приблизился к ней, заглянул в глаза и неожиданно погладил ее руку.

– Поймут… – проговорил он. – Конечно, поймут… Лицо у вас… какое у вас лицо…

– Что? – испугалась она.

– Я говорю: вы хорошо сделали, что пришли ко мне, – садясь в кресло, сказал он. – И придумали вы хорошо, тем более сами придумали… Это значит, не все потеряно! Живем, значит!

– Я наизусть уже выучила, – призналась Таня. – «Слово», оно само запоминается. Его и учить не нужно… Какое же это великое произведение! И Пушкин восхищался…

– А хотите чаю? – неожиданно предложил Гудошников. – Мы сейчас чай будем пить! У меня сын увлекся народной медициной и выкопал где-то рецепт… Теперь собирает травы и варит. Я тебя сейчас таким чаем угощу – в жизни не пивала! – Неожиданно перешел Гудошников на «ты», словно почуял вдруг в этой девчушке родную, близкую ему душу. Он щелкнул фиксатором протеза и заспешил на кухню. Таня пошла за ним.

– Я подняла и прочитала всю литературу по «Слову», – продолжала она на ходу. – И как сомневались в подлинности, читала, и как доказывали… А потом я сама доказала, что «Слово» – подлинно! Как только могли усомниться?! И кто – мог?! Вы меня слушаете?

– Слушаю-слушаю, – сказал Гудошников. – Я тебя так слушаю, как давно никого не слушал… Только ты, не робей, говори все, что думаешь.

Она помолчала, видимо, собираясь с мыслями и решаясь на что-то. Гудошников поставил чайник на плитку, достал мешочек с травой.

– Тут иван-чай, душица, корень шиповника и еще что-то, – объяснил он. – Степан у меня как колдун стал, зелья варит… Ну, так?..

– Знаете, мне кажется… – с испугом в голосе начала Таня. – «Слово» – великое произведение, но… Какое-то одинокое! Понимаете?! Такое одинокое!.. Мне кажется, автор его был человеком удивительным и тоже… одиноким! Я представляю то время и вижу его… Кругом народ, волнение какое-то, страсти, а он сидит и поет… Гусли на коленях, белая борода… И голос среди шума сильный и одинокий. Я сама пробовала петь его, речитативом, – не получается… Силы не хватает… Но почему «Слово» такое одинокое? Почему нет больше ни одного другого? Почему не сохранилось?

– Нам нужно радоваться, что хоть «Слово» к нам дошло, – проговорил Гудошников. – А и его могло не быть… Ты хорошо заметила: автор – одинокий человек… Я почему-то никогда так не думал, а сейчас и поверить готов… Хочешь, я тебе скажу, почему «Слово» одиноко?..