– Да вы присаживайтесь, – предложил Никита Евсеич. – В ногах правды нет.

– Оно верно, нет, нет, – забормотал Сухоруков, садясь на табурет. – Вот жалею: что-то мы в гости не ходим друг к другу. А ведь по-соседски живем… Люди жить стали – каждый себе. Обчества нет. Я тоже по гостям не большой охотник, а тянет с человеком поговорить. Иной раз так защемит, так защемит… Дело к смерти, думаешь, вот и тянет к людям. Скотина-то и та, как болезнь почует – все к стаду жмется, к стаду… Вот вы, человек ученый, книжный, а все один да один.

– Я не один, – отмахнулся Гудошников! – У меня работы много, не скучаю. Да и заходят ко мне. Только что девушка была… Ах, какая она славная! Только силенок еще маловато. Огня в ней много, а силенок не хватает…

– У молодежи своя жизнь, у нас – своя, – рассудил сосед. – Интересы не сходятся.

– Еще как сходятся! – рассмеялся Гудошников. – У нас интересы сошлись! Не ждал не гадал, а вот – на тебе!

Сухоруков глянул на него подозрительно и, как показалось, недовольно, однако промолчал, и это еще больше развеселило Никиту Евсеича.

– А что? Возьму и женюсь! На молоденькой, а? Вот и вопрос с одиночеством решу.

– Седина в бороду – бес в ребро, – несмело улыбнулся сосед. – В наше время о душе думать надо, а вы про женитьбу…

– Ага, понял! – догадался Гудошников. – Уж не в секту ли агитировать меня пришли? Любопытно!

– Вы не смейтесь, – серьезно сказал Сухорукое. – Сегодня смеемся – завтра плакать будем. Жизнь-то так и устроена… Мы тут со стариками собираемся, беседуем. Вы бы пришли к нам, лекцию какую прочитали…

– Это куда же прийти?

– В домоуправление, куда еще, – сосед засобирался. – Мне пригласить поручено… Сегодня в восемь часов вечера.

– Если в домоуправление, то можно, – согласился Гудошников. – Я, грешным делом, подумал, к баптистам.

– Тогда я пойду, – пообещал Сухоруков. – В полвосьмого и зайду.

Проводив его, Гудошников не успел даже дойти до стола, как в дверь снова застучали. «Что-то Сухоруков забыл», – подумал он и крикнул, чтобы не возвращаться:

– Войдите!

«Не день, а сплошное паломничество…»

Отдуваясь, в переднюю ступил Аронов: рубашка пропотела, шляпа в руке. Кого угодно мог ожидать в этот день Гудошников, но только не хранителя. В памяти стояла их последняя встреча…

Но в этот день настроение было такое, что Никита Евсеич будто и обиду забыл. Все, конечно, помнилось, но визит этой девочки, молоденькой учительницы, неожиданное и, скорее всего, интуитивное признание ею программы Гудошникова словно омолодили его. Столько лет подряд он писал письма в министерство, беседовал и убеждал директоров школ, чтобы изменили и обогатили курс русского языка и литературы, – все напрасно. А тут приходит девочка-выпускница и сама просит помощи. Чудеса!