– Книги-то не надо бы в утиль, – вставила Вера Георгиевна. – Ты бы, миленький, сказал начальству своему.

– Как сказал? – не понял старьевщик. – Книга куда девать? Бросать, что ли? Жалко бросать – добро.

– Их бы, как людей, хоронить, – пожелала Вера Георгиевна. – Да с почестями. Как отживут свое – и похоронить, памятник поставить.

– Как – хоронить? – опять не понял приемщик. – Земля копать? Добро нельзя земля копать, добро людям отдавать надо. А люди говорят – Ахмедыч плохой…

Вера Георгиевна случайно заметила, как мужчина, что до сих пор казался ей знакомым, вдруг огляделся по сторонам и воровато сунул за пазуху синенькую школьную тетрадь.

– Один радость всю жизнь – шар-свисток детям давать, – продолжал старьевщик. – Шар-свисток дети любят! Тебе на лишний вес шар-свисток дать или книга-бумага возьмешь?

– Книгу, – сказала Вера Георгиевна. – Я там отложила… почти целая, только без обложки…

Старьевщик отдал книгу – Толстой, «Война и мир», – покряхтел, поохал.

– Утиль – работа плохой… Я книга всегда даю. Приходят, шарятся – даю, вес на вес, а все Ахмедыч плохой. Я сам книга не понимаю, я утиль понимаю. А кто в городе еще утиль понимает?

Вера Георгиевна подняла мешок с выкупленными книгами и ступила через порог. Внучка поддерживала ношу сзади, упершись ручонками в куль, но вес его, казалось, увеличивался с каждым шагом.

«Только б донести, – думала Вера Георгиевна, все ниже склоняясь к земле. – Только бы не упасть где… Наденьке-то ведь еще рассказать надо все, втолковать…»

СКИТСКОЕ ПОКАЯНИЕ. 1961 ГОД

СКИТСКОЕ ПОКАЯНИЕ. 1961 ГОД

Освобожденный от вериг и враз полегчавший, Лука Давыдыч прибежал в свою келью, рухнул перед иконами, протянул распухшую руку:

– За что караешь, Господи? За что позволил гаду ползучему за руку меня укусить?

– А говорил тебе – не суй руку, тяпнет, – услышал Лука. – Так ты не послушал.

– Господи! Это ты со мной говоришь? – спросил Лука, немея от страха. – Если ты – дай знак!

Знака никакого не последовало: а говорят, если Бог вещает, то обязательно знак дает – звезда средь бела дня воссияет либо голубь прилетит и на плечо сядет.

– Словом ответь мне: ты или нет? – взмолился Лука, Однако и слов никаких не было слышно. Бились на окошке осы, стараясь выбраться из зимовья, тоненько пели комары и монотонно шумели сосновые кроны.

– Не хочешь больше говорить со мной? – спросил Лука. Ответа не было. Длинноволосый Христос на иконе пучил на него круглые, недвижимые глаза и молчал.