В Марселе меня ничто не удерживало, и я сразу же поехал дальше в наёмной карете, направляясь прямо в Турин через Антиб и Ниццу. От своих туринских знакомцев я услышал досадный для себя комплимент: по их мнению, я “ужасающе постарел”. Конечно, мне шёл уже сорок пятый год — возраст, когда удаляются на покой, но я-то не собирался отказываться от удовольствий и деятельной жизни. Есть люди, которые до конца дней чувствуют себя молодыми, и мой превосходный организм поставил меня в их число. По этой причине я не обратил никакого внимания на советы отойти от дел, а напротив сообщил моим доброжелателям о своём намерении ехать в Швейцарию, чтобы напечатать там по-итальянски опровержение книги Амелота. Все с любезной предупредительностью выражали готовность подписаться на моё сочинение: граф Лаперуз, например, авансом заплатил сразу за пятьдесят экземпляров.
Я не стал задерживаться в Турине и поехал в Лугано. Тамошняя типография пользовалась отменной репутацией, и, к тому же, я мог не опасаться когтей цензуры. Сразу по приезде я отправился к управляющему, синьору Аньелли, и мы сговорились о денежных делах. Через шесть недель книга была отпечатана и представлена публике, которая разобрала всё издание ещё до конца года. Главная моя цель при составлении сего труда заключалась в примирении с инквизиторами Венецианской Республики. После долгих странствий по всей Европе я испытывал вполне естественное желание увидеть своё отечество. Временами это делалось столь мучительным, что, казалось, я не смогу жить ни в каком другом месте. Амелотова “История Венеции” была написана из ненависти к моему отечеству и являла собой сплетение грубой клеветы с некоторыми учёными изысканиями. Сей труд обращался в публике уже восемьдесят лет, и никто не подумал опровергнуть его. Конечно, ни один венецианец, посвятивший себя этому делу, не получил бы от правительства разрешения выпустить такую книгу, ибо оно в своих отеческих попечениях руководится принципом не дозволять на свой счёт никаких мнений, даже самых благоприятных. Я же осмелился переступить запрет, надеясь, что рано или поздно инквизиторы Республики будут довольны моей смелостью и снимут тяготевший надо мной неправедный приговор. Читатель увидит, что я не ошибся, но для чего было отлагать награду и заставлять меня ждать в течение целых пяти лет!
Пока я трудился над своей книгой, что отнимало у меня по четырнадцать часов в день и вынуждало вести жизнь праведника, меня посетил с визитом начальник городской полиции. Лугано вместе с окружающими землями относится к одному из тринадцати швейцарских кантонов, но нравы, обычаи и язык здесь чисто итальянские, равно как и сама полиция.